– Не надо слез, дорогая, – мягко сказала мадам Алоизия. – В этом мире полно разочарований, но открытий не меньше. Там, где есть враги, найдутся и друзья.
Слабое утешение.
– Женщина. Девушка. Молодая, – карта легла поверх другой, и ухмыляющегося шута затмила юная красавица. – Хорошего рода. Красивая… ее ждут испытания… потери… страх… сила…
Кто же это может быть?
– Птица… вижу птицу рядом. Над нею? С нею? Не знаю. Простите, все плывет… ее ищите… найдете и тогда будете спасены. Обе. Карл! Карл, проклятый урод, иди сюда!
Мадам Алоизия вдруг закатила глаза, вытянула руки, словно желая схватить гостью, и зарычала. Искаженное внезапным гневом, ее лицо было ужасно. Не на нее – в расколотое зеркало смотрела леди Фэйр, не в силах сдвинуться с места. Когда же сведенная судорогой рука коснулась щеки, Джорджианна вскочила и с визгом бросилась прочь. Она бежала так быстро, как могла, а левретка в сумочке захлебывалась лаем.
И только выбравшись из дому – о чудо солнечного света! – леди Фэйр поняла, что так и не отдала деньги. Она немного постояла, приходя в себя и надеясь, что на пороге вот-вот появится уродец-шут и потребует оговоренную плату, а не дождавшись, спустилась к экипажу.
Возвращаться в ужасный дом по доброй воле Джорджианна не собиралась.
Пожалуй, приди ей подобное в голову, хозяева очень бы удивились.
Глава 7. Где Дориан Дарроу оказывается в безвыходном положении, испытывает муки совести и ничего не делает
Он появился в мастерской без приглашения. Тяжелые шаги я услышал задолго до того, как открылась дверь, и встретил незваного гостя со шпагой в руке, хотя не имел ни малейшего желания продолжать ссору.
– Не дергайся, – сказал Персиваль, поднимая руки в знак того, что пришел с миром. – Я поговорить. И это…
Он ущипнул себя за ухо и, тяжко вздохнув, предложил.
– Выпьем?
Персиваль извлек из кармана плоскую флягу. А заодно поспешил заверить:
– Травить не стану.
– Тогда сочту за честь…
В ящике со стеклом нашлись и стаканы, пусть и не предназначенные для потребления алкогольных напитков, однако в данный момент я счел за лучшее не акцентировать внимание на деталях. Персиваль зубами открутил крышку, разлил напиток – при некоторой доле условности его можно было назвать виски – и сказал:
– Я это… извиниться хотел. За это… за то, что там… – ткнув пальцем вверх, он замолчал.
Что ж, подобный жест мира заслуживал ответного.
– В таком случае и вы примите мои извинения за сегодняшний инцидент. Я проявил излишнюю горячность, и уж точно не в праве был использовать оружие…
Персиваль залпом осушил стакан. Мне не осталось ничего, кроме как последовать примеру. Виски был отвратителен. Точнее, виски там и не пахло.
– Гадость, – не удержался я. И Персиваль к великому удивлению согласился:
– Точно. Гадость. Это ты, сэр, правильно сказал. И хорошо,