– Ну, ты на кой звал-то, бать? – пробасил Дмитрий. – Дома дел невпроворот. Тёща, будь она не ладна, забор заставила чинить. Со свету она меня сживет, вот что! Чего ты хоть надумал? А то если пустяки, так я пойду, пожалуй.
– Я тебе дам пойду! Ишь! – прокряхтел Лукич. – Коли семья есть, то и дорогу к родному дому надо забыть, а? – недовольно бросил отец и прошёл на кухню. – Мы же с тобой не в разных деревнях живем, слава Богу.
Дверь скрипнула. В избу вошёл Петр. Из-под его распахнутой телогрейки выглядывал выцветший зеленый свитер с маслянистым пятном на груди. Черная вязаная шапка еле держалась на затылке
– А, ты уже здесь! – коротко взглянув на Дмитрия, сказал он. – Как жена? Ничего?
– Да, все нормально вроде бы. – Но Петр ответа не дождался, не вытаскивая изо рта папиросу, он направился к отцу.
– Здоров, батя!
– Э-эх, явился, сто рублей убытка! – рявкнул Лукич. – Куда, дурень, в сапогах-то прёшься, с улицы всю грязь притащил. До сорока лет почти что дожил, котяра, а ума так и не прибавилось!
Дмитрий, опустив глаза, ухмыльнулся.
– А ты что скалишься? Не далеко от него ушел! Что женился, рано радуешься, сбежит от тебя жёнка-то. Глупая баба, не поняла за кого вышла. Э-эх! – снова вздохнул отец. – И неужто я породил их!?
Лукич хотел только так подумать, но получилось, что сказал вслух, вызвав смешки сыновей. Дмитрия и Петра всегда забавляло отцовское ворчание.
– Смейтесь, смейтесь! Вот доживете до моего, а там посмотрим, какие вы будете. Я, между прочим, всю войну прошел!
– Чего хотел-то, бать? – нетерпеливо переспросил Петр. – А то, мы там, у Авдотьи, с мужиками свинью резать собрались.
– Эка, какой торопливый! – воскликнул Лукич. – Боишься, без тебя всё выпьют? – Так ты не мельтеши. Собрал я вас для особого дела.
– Никак жениться собрался!? – засмеялся Петр.
– Жениться – это тебе пора, дурень ты несуразный. Вон погляди на брата: все успевает. И бабу хорошую нашел, и ребенка родил. А ты что? Э-эх, не видит тебя мамка покойная, царство ей небесное, – Лукич, кряхтя, уселся на стул и строго посмотрел на сыновей. – А ну-ка рассаживайтесь!
На какое-то мгновение воцарилась тишина. Только настенные часы размеренным тиканьем нарушали тишину.
– Так вот. Чувствую я, что к Марфе Никитичне скоро отправлюсь, – посмотрев на черно-белую фотографию, приколотую к стене, сказал Лукич.
– Да ты, бать, еще меня переживешь! – затараторил Петр. – Или вон его, – и кивнул на брата. Дмитрий, толкнул Петра.
– Да ладно, ладно, – дернулся младший.
– Слушай! Пусть батя говорит, – серьезно, не дрогнув ни одной мышцей лица, произнес Дмитрий.
Отец посмотрел с какой-то горечью на детей. Он видел перед собой не тридцатилетних мужиков, а по-прежнему своих маленьких детей, какими