Маша сняла куртку и перебросила ее через руку. Тепло. Славно. Но радоваться не получалось. Она подставила ласковому солнышку лицо, зажмурилась… Солнце просвечивало сквозь веки красным, по обратной стороне век забегали желтые и оранжевые искорки. И правда, благодать.
Но отвлечься не смогла, на глаза вдруг навернулись слезы, и, как девушка ни старалась, на щеке появилась мокрая дорожка. Маша стерла предательскую влагу ладошкой, но вид у нее был наверное еще тот, потому что проходившая мимо женщина с некрасивым и добрым лицом, вдруг остановилась и участливо спросила:
– Девушка, вам плохо?
– Н-нет, ничего, не беспокойтесь.
Женщина недоверчиво посмотрела на нее, но промолчала и пошла дальше. А Маша чуть не вскочила, не побежала за ней, так хотелось хоть кому-то довериться, выплакаться, спросить совета или может даже помощи… Но женщина ушла, а Маша так и осталась сидеть на скамейке.
Наконец она взяла себя в руки и взглянула на изящные часики.
«Черт, уже восемь!» – она торопливо поднялась и почти побежала, хотя прекрасно понимала, что спешить бесполезно.
Стас уже дома, голодный и злой как дьявол, и ему наплевать, что у нее скоро «госы», и всю их группу так долго промурыжили сегодня в институте со всякой организационной дребеденью.
Маша хоть и не была Стасу женой, но, раз уж они живут вместе в его квартире, должна была вести себя «как полагается» – ждать с ужином, а в последнее время и охлаждать к его приходу бутылку водочки, выслушивать со вниманием бесконечные рассказы о дрязгах на работе – Стас служил мелким менеджером в каком-то банке и вряд ли мог рассчитывать на большее, ну а ночью – естественно, отказать не вправе. Здесь правда терпеть приходилось меньше всего: Стас очень быстро выдыхался и, слава богу, ничего необычного не требовал. Ни о каком удовольствии для себя Маша даже не помышляла: сначала она не сильно интересовалась этой стороной отношений, ей думалось, что оно как-то само все сложится, а когда стало ясно, что ничего не получается, что-то менять было уже поздно. Стас был из породы людей, которые стараются во что бы то ни стало добиться какой-либо цели, а добившись, теряют всякий интерес к предмету своего вожделения, рассматривая его лишь с точки зрения полезности лично для них.
А ведь, казалось, раньше было по-другому. Маша вроде даже увлеклась: Стас был высокий атлетически сложенный красавец, дипломатский сынок, начитанный и весьма неглупый. Он так трогательно ухаживал, дарил цветы, водил по театрам, посвящал стихи. Поэзия, правда, оказались списанной из какого-то малоизвестного сборника французских авторов, да и на ум Стас претендовать никак не мог, скорее на банальное ёрническое остроумие.
И сейчас, по прошествии почти года, Маша отчетливо понимала,