– Нет, я не позволю этому случиться, – с трудом выдавила из себя Гиффорд. – Ее голос прозвучал словно издалека. В нем не ощущалось ни силы, ни даже какого-либо искреннего желания говорить. – Уходи, Лэшер, оставь меня, – продолжала она все тем же безвольным тоном. – Я тебе говорю. И Стелла говорила маме…
Она потеряла мысль на лету. А в памяти мгновенно возникло видение из далекого прошлого. Это была юная Дейрдре, ее старшая двоюродная сестра. Когда-то она забралась на высокий дуб. И там, откинувшись назад и сомкнув веки, предавалась любовным утехам с каким-то мужчиной. Помнится, на ней было коротенькое цветастое платье, не способное скрыть от посторонних глаз творимый ею грех. Гиффорд стояла под деревом и была свидетелем Дурных Мыслей и Порочных Прикосновений. Свидетелем экстаза! Тогда она впервые увидела во всей красе мужскую плоть, которая сливалась с лоном женщины.
– Избави нас от зла, – прошептала она.
За сорок шесть лет жизни подобным образом прикасался к ней только один мужчина. Только один мужчина мог так неловко срывать с нее одежду, будь то в шутку или всерьез. Только он мог вонзать в нее свой член и целовать ей горло. То, что происходило с ней теперь, не было плодом воображения. Она явственно ощущала в себе мужскую плоть, которая проникала все глубже и глубже. Да, именно плоть, а не призрачную субстанцию.
«Господи, я не могу!.. Господи, помоги мне!»
– Ангел Господень, мой святой хранитель…
Слова сорвались у нее с языка сами по себе. Она с ужасом вдруг поняла, что, несмотря на то что не давала согласия на подобные действия с его стороны, она тем не менее даже не пыталась оказать ему сопротивление. И вдруг ее поразила страшная мысль: что скажут люди, узнав, что она даже не боролась за свою честь. А между тем все было именно так. Трусливая пассивность, замешательство, вялые попытки схватить его за плечо и оттолкнуть, которые всякий раз заканчивались безрезультатно – ее ладонь лишь безвольно проскальзывала по гладкому ворсу его пиджака. А в конце концов, когда он неистово ею овладел, она позволила волне экстаза захлестнуть ее целиком и унести в море мрака, тишины и умиротворения.
– Зачем? Зачем ты это делаешь? – бормотала Гиффорд.
Охватившее ее сладостное ощущение было сродни запаху, исходившему от мужчины. Оно было таким сильным, что у нее даже закружилась голова. Вместе с движениями мужского органа внутри ее тела все это создавало впечатление чего-то чрезвычайно естественного, благостного и полноценного. В какой-то миг ей показалось, что все закончилось, и она перевернулась на бок, но вскоре поняла, что на самом деле даже не шевельнулась, а он продолжал в нее вонзаться снова и снова.
– Милая