– Ты хотя бы сэндвич мне приготовил? Я прямо с работы, и сегодня было трудное утро. Зато не нужно возвращаться после обеда. Ты рад?
Верно, я обещал ее накормить, а поскольку не умел готовить ничего более существенного, чем сэндвич или яичницу с беконом, то одним из этих блюд ограничивался. И чашкой кофе, конечно. Большой чашкой, стоявшей на второй полке в кухонном шкафчике, где – этого я не мог не помнить! – никогда не стояли чашки, а всегда лежали тарелки, в большинстве одноразовые.
– Сейчас, – пробормотал я.
– Да что с тобой сегодня, Лева? – с тревогой спросила Мария-Луиза.
Лева? Две памяти вели в моем мозгу битву за обладание сознанием, а интуиция, как возница, пытавшийся управиться с двумя конями, несущимися в разные стороны, вовсе не беспокоилась за мой разум.
Большая чашка с зеленым вензелем стояла на своем месте на второй полке, а тарелки – я вспомнил – должны были лежать в нижнем шкафу, мне они сейчас не были нужны, я и не стал проверять. Включил кофейник, сполоснул чашку Марии-Луизы и свою тоже, стоявшую в мойке, достал из ящиков ложечки (привычным движением, хотя и не помнил, чтобы когда-нибудь доставал ложки из ящичков под столешницей, ложечки у меня хранились в высоком стакане на кухонном столе). Сэндвичи – один с беконом, другой (для меня) с сыром – лежали на подносе, завернутые в вощеную бумагу, я их сам утром приготовил и положил под струю влажного воздуха из ионизатора, чтобы хлеб сохранил свежесть.
– Лева, тебе помочь? – крикнула из гостиной Мария-Луиза, и мой голос ответил:
– Спасибо, Мери, я сейчас!
Когда я вернулся в гостиную, Мария-Луиза сидела на диване, поджав под себя ноги и прикрыв колени большим цветастым платком, который я купил ей в позапрошлую субботу.
Я?
Паника выплеснулась волной, я пролил кофе на блюдце, Мария-Луиза подняла на меня удивленный взгляд, но волна схлынула, я вытер лужицу салфеткой и произнес слова, которые возникли сами и сами произнеслись:
– Прости, Мери, я сегодня действительно не в себе, с утра тренировка, а потом бродил по мелководью.
Она понимающе кивнула, но что-то в моем лице или в словах показалось ей странным или не естественным, или… Я совсем не знал эту женщину и не мог интерпретировать ее взгляд. Ощущение показалось мне нелепым, потому что с Мери мы были знакомы давно, и я прекрасно понимал, о чем она подумала.
– Ты со мной и не со мной, – тихо произнесла Мария-Луиза. – Ты здесь и сейчас, но там и неизвестно когда. Это так?
Она была права и не права. В той ветви, которую я обозначил в памяти, как мою, я не был поводырем. В той ветви, которая была моей, Полякова убили. Линия его памяти прервалась, я получил ее завершенной, в отличие от моей собственной, которая еще продолжалась.
Я опустился на стул, но сидеть было жестко, все сейчас казалось мне угловатым, кололо: взгляд Мери, шероховатость сиденья,