Опять так все это было созвучно душе Ивана тринадцатилетнего, его тогдашним умонастроениям: в юности все силы души, весь задор душевный направляются на неизвестное будущее, известность настоящего не бодрит и не пьянит – этим все сказано… А воздух будущего пьянит и завораживает, потому все мысли и чувства отданы не нынешнему настоящему, каким бы хорошим и устроенным оно ни было, а новому, неизвестному будущему, к которому обращены все надежды несбывшиеся юности…
Как парил в доверительных разговорах с другом Федором юный Иван-государь, какие живые и обворожительные формы принимали надежды и мечты сладкие – в них мало было от опыта прошедшего и настоящего, но безумно много от воображаемых возможностей личного человеческого счастья, процветания и счастья всей Отчизны… И самое главное, не было никаких оснований не видеть ущербности, несбыточности надежд юности, потому что все надежды и мечты этого вдохновенного пьянящего возраста просто обязаны сбыться…
Иван как-то не выдержал и задумчиво спросил Федора:
– Почему ты меня ни о чем не просишь?
Федор рассмеялся и ответил:
– А ты – почему меня?..
Иван на секунду замешкался, но все же нашелся:
– Но ведь я все же государь?..
– Но ведь еще не царь! – парировал Федор.
– А царя просил бы о чем?..
– Вот когда будешь царем, Иван, тогда и видно будет… – сверкнул глазами Федор и сменил тему разговора.
Слава Богу, им всегда было о чем говорить… И снова отрок Иван возносился в фантазиях о будущности все выше и выше, постигая всю необъятность мечтаний и мыслей о возможностях воплощения юношеских надежд… Еще бы, как бы мозг государев не был занят текущими мыслями о попранных правах, дерзко нарушаемых боярами, мечты и надежды о будущем так или иначе касались средств борьбы – как дать окончательное освящение правам царским, возвысить их до совершенной недосягаемости грызущихся за власть боярских партий…
Один только раз кольнуло сердце Иваново недоброе предчувствие: «Возможно, Федор и не просит меня сейчас ни о чем, потому что хочет наверстать все упущенное ныне в «царское» время…» Ивану стало неловко за собственные подозрения насчет единственного близкого друга – «Вот и я увидел какую-то корысть там, где ее нет и в принципе… Сколько еще воды утечет, когда мне будет дано венчаться на царство… А я уже дал волю не только своим мечтам и надеждам, но и подозрениям своим… Как это низко – подозревать друга в его будущих грехах…»
Ивану не давала покоя эта его мысль о своих нелепых подозрениях в греховных