Учеба была не сахар. После маминых котлет, кристальной чистоты родительского дома, после чрезмерной заботы о единственном чаде, поделенном на шестерых взрослых, – после всех этих радостей жизни казарма и устав серьезно ослабили курсанта веру в светлое будущее. Незаменимый навык сокрытия неугодных сведений, а попросту вранья с листа, очень здесь пригодился. Умения не привлекать внимания старших, выкручиваться из скользких ситуаций и манипулировать слабыми тоже были освоены достаточно быстро. Свободы никогда так не хотелось, как в те годы за забором. Одно было круто – форма, в которой Кира однажды его встретила. В форме он был сногсшибателен. У него даже повадки менялись, увереннее становился, жестче. Видно было, что он очень в ней собой гордился. И Кира гордилась, и оборачивалась с того дня на всех курсантов, и считала галочки на плечах, вычисляя номер курса, или звездочки на погонах.
Как-то раз в метро она стояла вплотную к фигуре в защитном текстиле, посчитала звездочки и прямо вслух произнесла: «Капитан…». Мужчина обернулся с улыбкой и пропустил ее вперед, ближе к поручню.
Герман не особо был погружен в учебный процесс и регулярно пытался соскочить из казенных хором, но его блестящая память помогала ему не скатываться до пересдач и особо опасных залетов. Были предметы, которые вызывали в нем живой интерес. К примеру, курс по судебной психиатрии и по судмедэкспертизе. В самоволку ходил регулярно. От нарядов и прочего уставного дебилизма абстрагировался. Были парни, которых гасило на исходе первого курса. Но нашего бойца было не сломить. Случались, конечно, время от времени моменты хандры, и подкатывало желание всех к черту командировать. Но он выстоял, обрастая с каждым днем непробиваемым пофигизмом и неуемным чувством собственной правоты. Спорить с ним было бесполезно. Тут вам не Кира, перед которой расплывалось сознание. В мужском кругу он всегда был заносчив, категоричен и часто вспыльчив. По молодости пройтись по чьей-то физиономии считалось обычным делом. Правда, драчливость враз встала на дальнюю полку после первого нокдауна. Комичная произошла история на втором курсе, когда старший по званию щуплый курсант, принимая наряд, попросил широкоплечего, смотрящего с высоты сто девяносто на сто шестьдесят пять, домыть посуду.
– Да пошел ты, – только и успел выпалить Герман, толкая старшекурсника локтем.
Оказалось, что тот был чемпионом Москвы по боксу в суперлегком весе и вырубил всю германовскую браваду с одного короткого левой. А падать с почти двух метров – не самая развлекательная история. С того дня наученный старался держать локти и кулаки при себе и обходиться виртуозностью речи.
После диплома вольница показалась ему раем. Парень отрывался, как в последний раз. Тетя Сима сокрушалась от такой неприкрытой животной распущенности. И как же она радовалась, когда, наконец, приходила то девочка Оленька, то девочка Светочка. Мать всё ждала, кто же из них сумеет его усмирить. Никто не сумел. Кирина беременность развернула нашего на тот момент уже гражданского товарища на 334 градуса, окончательно выбила из него юношеский максимализм и спровоцировала скоропостижную