Динка-малинка. Милана Фелиз

ломает и топчет кусты? Хотя… хватит и того, что она сама их не ломает… И нас не колотит. Никогда не колотила, как это делали Машка или папка. Но Машка тоже помогает малине, пусть и лупит нас с Савкой иногда, но малине-то помогает! Хотя Машку ещё можно пережить – у неё длинные ногти, она боится их сломать. А вот батя может треснуть непонятно за что. Только вот он не пойдёт тебя вытаскивать из-под кровати или из малины, в отличие от Машки. Ещё когда у папки хорошее настроение, он может сходить на базар и купить газировки. И шанхайки он купил розовые, на вырост, и теперь можно не донашивать шанхайки Савки, которые чёрные… Боженька, пусть батя всегда будет добрым… Или хотя бы меньше злится. И пусть малина не спеет так быстро, а то столько ягод пропадает».

                                                * * *

      – Доча! Доча! Динку не видели? – вдалеке послышался голос матери.

      – Да в малине она, – ответил Мишка.

      – Опять не расчесалась, – доложил Савка.

      Динка выползла из кустов и устремилась на голос матери. Стараясь не помять завёрнутые в подол ягоды, она со всех ног пронеслась сначала между грядками, а затем между мальчишками, ковырявшимися в ржавом велосипеде. Девочка с трудом открыла дверь в тёмные сени и прошмыгнула на кухню.

      На полу теснились пять ведер парного молока, а на столе уже вовсю гудел сепаратор. Мать стояла спиной и напевала себе под нос песню о девочке Катюше. Динка какое-то время тихо наблюдала за ней со стороны. Поверх серых старых носков на ногах матери красовались яркие синие резиновые тапочки. Юбку из выцветшей коричневой ткани прикрывал потрёпанный фартук, рукава тельняшки были закатаны до локтей, а длинная чёрная густая коса спрятана под белый платок.

      Женщина черпала пластмассовым ковшиком парное молоко и выливала его в чан сепаратора. Молоко, как говорила мать, нужно «прогнать» тёплым, иначе сепаратор забьётся жиром, а папке будет лень разбирать и чинить этот шумный агрегат для сметаны.

      – Мамочка! Мамуша! – Динка потянула мать за подол платья.

      – Господи, доча! Опять напугала! – вздрогнула женщина и присела. От неё пахло молоком и травой – корова Майка, видимо, снова нализала платок матери во время дойки. Тёмно-карие глаза прищурились, отчего в уголках глаз на смуглой коже показались мелкие морщинки.

      – Мамуш, я собрала малины тебе. Но только тебе, не бате, не Савке, не Мишке и тем более не Машке. Съешь скорее. – Динка, придерживая подол с малиной, протянула на исцарапанной пухлой ладошке несколько ягод.

      – Руки мыла, малиновая девочка? – мать придвинулась к дочери.

      – Конечно, мыла, с утра помыла с мылом, а то глисты же будут, если не помоешь. Ягоды чистые, дождь их помыл вчера, а я выдула жучков. Смотри, самые красивые для тебя.

      – Сама бы кушала, доча. Ну давай тогда, покорми меня.

      Мать открыла рот, а Динка, аккуратно привстав на цыпочки, отправила несколько ягод матери в рот.

      – Динка-Малинка