Триада. Алиса Гольц

ложилось обычным людям.

      Тяжёлые бордовые шторы пропускали сквозь себя тусклый свет от треугольных окон, отчего весь зал окрашивался в тёмно-красный. Шторы эти висели по всем стенам, кроме той, что в конце зала, самой дальней. Она была чёрной и не пропускала света, если он и вовсе был там, за ней. По всей длине той стены стоял стол с красным креслом. Больше в зале ничего не было. Единственный луч света проникал сквозь не завешенное окно на середину зала, туда, где сам он, Трейегал, должно быть, будет стоять. Вдруг в кресле за столом кто-то пошевелился, и Трейегал чуть не подпрыгнул от удивления и неловкости. Это было кресло владыки.

      – Ну, подойди же. Как тебя там… Трийегул? – раздался высокий, но очень аккуратный голос. Слова были чёткими и ясными, как только что отчеканенные ардумы.

      – Трейегал, владыка.

      Он поправил сползшую штанину, измазанную по колено в грязи, и пошёл на середину зала, бранясь под нос, что придётся ему стоять на свету, будто вымазанному борову посреди прачечной. Трейегал никогда прежде не видел владыки. От этого он чувствовал себя еще более неловко. Он пошёл, и вместе с ним двинулось его искажённое отражение на тёмном полу. Теперь, подойдя ближе, он увидел, что за столом сидит маленький плотный человек в красном халате с широкой золотой каймой, а рядом с ним на столе…

      – Это у вас там что… лиса, что ли? – смущённо спросил Трейегал.

      Животное на столе не шевелилось.

      – Да. – последовал невозмутимый ответ. – Одна из частей.

      – О! – протянул Трейегал. – Небо! Да их целых две!

      Человек в кресле нетерпеливо заёрзал, но успокоился, едва начал гладить пушистый мех.

      – Эта – уродец. Двухголовая.

      И нервно продолжил гладить.

      – А чего не целиком-то? – не унимался Трейегал, которого эта ситуация сбивала с толку.

      – А я только головы люблю.

      Трейегал сощурился, приглядываясь к лисьим головам. Глаза у них определённо были вынуты. Видимо, чтоб не так жутко было. Он молчал, и человек в тени устало вздохнул.

      – Люблю я лис. Вот и всего. А живые слишком… подвижны, чтоб эту мою любовь удовлетворить. И клыки их. Не нравятся они мне. А тут такое счастье, сразу две, представляете? – сказал владыка, с улыбкой оглядев всех в зале.

      Трейегал еле сдержался, чтобы не поморщиться. Ему, в отличие от владыки, гладить отрезанные головы вовсе не хотелось.

      – Каждому свое. – буркнул он и тут же увидел, как Меордо неподалёку от него предостерегающе качает головой.

      – Так. Труйегал. – уже раздражённо донеслось из конца зала.