Под созвездием Большого Пса. Полукровка. Анатолий Николаевич Кольцов

ладил, проблем с курами, как в первый день, больше не случалось. Дворовая живность не навязывалась к нему в сотоварищи, но при этом стороже они почему‑то чувствовали себя в безопасности. Спокойствие и надёжность воцарились во дворе сами собой. Палкан, естественно, был причастен к этому, но предварительных усилий почти не прилагал. Всё происходило, как говорится, само собой. Его волчья сущность никак им не выпячивалась напоказ, но в животном мире своё понимание таких вещей. Поселковая псовая орава видела в нём щенка, а чувствовала Волка. И вот это чувство подсказывало соседским барбосам соответствующие правила поведения.

      «Надо бы держаться с этим субъектом поосторожнее».

      В одно мгновение эти правила собачья почта, как и полагается, разнесла по всей округе, вдобавок ко всему ещё и весть о его славной победе. После такого прославления Палкан мог свободно прогуливаться по улице и ему за это ничего не было.

      Зауважали его даже независимые коты, а особенно хозяйский Марс, у которого голова величиной с арбуз, бока тигрового окраса, сам сгусток безграничной наглости и воинствующей отваги. Если бы тигры были серыми да мелкими, он был бы из их стаи. В знак особого приближения Палкана к собственной персоне этот самый Марс изловил у сеновала и притащил к его миске крупную жирную мышь.

      По нашим, по людским, понятиям – это весьма весомый орден за заслуги. А однажды Марс демонстративно, на виду у всего дворового населения подошёл к конуре Палкана, когда тот, высунув морду к вечернему солнцу, мирно возлегал. С видом доверенного лица особы, приближённой к императору, он развалился вплотную к конуре, беззастенчиво вылизывая свою лоснящуюся шерсть. Такой чести не удостаивался никто на всей «бескрайней» улице. Сам глава птичьего гарема – петух от удивления бросил грести лапами землю, странно заквохтал и, не веря собственным глазам, затряс головой из стороны в сторону. Палкан с достоинством принял этот реверанс бродяги кота, лишь глазами шевельнул в знак понимания.

      «Ладно, поваляйся тут, лоботряс. Места не жалко», – безмолвно ответил Палкан на безмолвные заявления Марса.

      9

      Прошло четыре месяца, как Палкан поселился у Николая. На дворе властвовал ноябрь, зябкие дожди и первые заморозки стали посещать предгорье. Дни стояли пасмурные, но пока что достаточно тёплые. С утра на дворе и всей округе лежал первый снег, выпавший ночью, от этого заметно похолодало. Иногда в минуты вынужденного безделья заметно подросшему щенку доводилось вспоминать о Степане, в такие мгновения тоска посещала его щенячье сердце. И вот прошедшей ночью в такую самую минуту под первым снежком он поковылял вдоль по улице плавно, как лебедь по пруду. Неспешно двинулся к берегу речки, уселся там на невысоком обрывистом берегу и, задрав продолговатую морду к небесам, невзначай завыл. Мелкие снежинки сыпались вокруг него, создавая лёгкую туманную дымку. Ему всё происходящее казалось таким трогательным, таким нежным, что хотелось продолжать эту звонкую песнь