Конечно, он помнит невероятное задание, полученное от таинственного друга: «Ты переложишь текст Евангелия от Матфея на стихотворный размер».
Да, все это загадочно и нереально, но это воспоминание – единственно возможная отправная точка для дальнейших размышлений. Возможно, это и есть те знаки, о которых двойник Дюрера говорил во сне. Но как в это поверить? Хотя – а как не поверить?
«Ну вот, началось… Но что, чёрт возьми, началось?» – буквально простонал Михаил.
Он перечитал стихи, наверное, в десятый раз. Ничего не поменялось – все складно и ритмично.
Да, присниться может все что угодно. Да, сны могут точно отражать его собственные многолетние мечты и желания. Да, самые крохотные детали и сюжетные линии двух виденных подряд ночных грез могут быть почти осязаемо-реальными. Да, можно предельно точно запомнить все, что происходило во сне, записать и помнить хоть всю жизнь. Но как написать 117 слов, емко описывающих, как он уже понял, библейские сюжеты, да еще и зарифмовать их? И при этом совершенно не помня, как это происходило! Хотя вчера вечером он был абсолютно трезв. Да и количество слов в сонетах (он посчитал!) почему-то совпало с количеством ступеней в башне маяка.
Впрочем, а его ли это почерк? Может, это какой-то дурацкий розыгрыш? Гипнотический сон и подброшенные кем-то сонеты, написанные похожим почерком. Но кому это нужно? Ведь все это так сложно устроить…
Пока все рассуждения о произошедшем, все попытки разобраться, как такое возможно, все усилия найти разумное объяснение тому, как он это сочинил и записал во сне, не приводили ни к какому результату. Михаил начал нервничать. Следовало остановить этот поток сознания и хоровод беспорядочных мыслей. Он прошел на кухню и очень тихо, стараясь не разбудить жену, сварил себе кофе. А потом вернулся в спальню и принялся рассуждать о том, что же в целом произошло ночью. Запретив себе думать о том, как появились стихи, объявив их таинственной данностью.
Итак, сны. С маяком все понятно – это его давнишняя мечта, сокровенная и, наверное, невозможная. В своих бесконечных фантазиях он сотни раз представлял себя счастливым смотрителем. Хотя во втором сне двойник Дюрера изящно и деликатно заменил каменный маяк с его путеводным огнем на какие-то непонятые пока библейские сонеты. Михаил про себя сделал акцент на слове «пока», и решил размышлять дальше. Да и сны нельзя разделять, это единое целое, так как слишком многое их связывает.
Появление во втором сне Книги Жизни, такой величественной и пугающей, Михаил мог объяснить своим недавним чтением интересных рассуждений об Апокалипсисе – откровении Иоанна Богослова. Загадочные и непонятные слова Библии «судимы были мертвые по написанному в книгах, сообразно с делами своими» (Михаил их даже выписал, чтобы лучше запомнить) блаженный Августин Аврелий объяснял очень изящным и убедительным образом. Суть его рассуждений была такова: «Существует некая божественная сила, которая регистрирует и тщательно записывает все поступки и деяния человека, как хорошие, так и плохие, в душе и памяти этого конкретного человека. А на Страшном суде душа и память превращаются в Книгу поступков, а совесть, опять же, под