Данное положение предполагает две точки зрения:
а) язык и мышление не имеют ничего общего. Подлинное понимание мира осуществляется только в мышлении, свободном от языка, хотя не исключено, что язык в состоянии сделать мышление более экономичным, послужить ему опорой, но в этой роли может выступить и другая знаковая система;
б) язык не имеет никакого положительного влияния на мышление. Слово – это враг мышления. Так называемые средства для обозначения и фиксации мышления служат помехой.
По мнению Н.Г. Комлева, обе точки зрения не могут быть приемлемыми, так как мышление не обязательно должно осуществляться в форме ясных понятий и четких суждений. Мыслительный акт бывает и сокращенным, и неполным, и расплывчатым, к тому же довольно автоматизированным [Комлев 2003: 71]. Кроме того, часто творческое и предметно-образующее мышление носит неязыковый характер.
Согласно данному положению язык и мышление – это разные типы поведения. Мысль сама по себе безобразна и бессловесна и в этом смысле не связана с языком, поскольку человек сначала думает, а затем говорит. Даже если он говорит про себя (для себя), то сначала обдумывает. Экспериментальные данные свидетельствуют о возможности протекания этих процессов параллельно.
Кроме того, мышление требует минимальной физической энергии. Физиологический же процесс речи, напротив, требует больших затрат энергии: он является работой в физическом смысле. Еще один аргумент в пользу данной гипотезы заключается в том, что дети учатся языку наиболее успешно в период, когда их интеллектуальные возможности еще очень малы.
По мнению Н.Н. Болдырева, люди часто владеют словами не на уровне их значений, а на уровне передаваемых ими смыслов, т. е. концептов и концептуальных признаков. Они используют их как готовые клише (по аналогии с грамматическими формами) в совершенно других, не соответствующих им контекстах, не задумываясь, как формулируется слово в словаре, которое и служит адресату основой для понимания смысла. Как следствие – случаи неправильного словоупотребления. Все это свидетельствует об автономности языка и мышления [Болдырев 2000].
В качестве комментариев к представленным моделям отметим, что при относительной автономности данных феноменов (общеизвестно, что мышление может быть образным, т. е. неязыковым) связь между ними прослеживается: это разные, но все же коррелируемые и зависимые виды психической деятельности.
Прав Н.Г. Комлев, утверждая, что все четыре гипотезы не абсурдны, они правдоподобны, хотя и не свободны от противоречий. Снять все эти трудности поможет верная интерпретация самих терминов «мышление» и «язык». Ученый приходит к выводу,