– …на божничку лучше его поставить! – язвительно ввернула Лариса.
– Лебедева, не ёрничай, тебе слова не давали! – зашипела злая на неё Лизетта.
Ниткин ещё некоторое время рассуждал о политическом чутье газетчиков, которое, по его мнению, окончательно притупилось в редакции «Обоза», и о возможных адских последствиях для их общего дела конкретно данной публикации.
– Итого, Натаныч, что в сухом остатке?– прервал затянувшийся монолог Триш. – Публикуемся или нет? И в каком виде?
– Однозначно нет, никогда, ни в каком виде!– подытожил партийный последыш.
– Теперь давай ты, Лебедева, свои соображения!
Лариса была готова: она долго обдумывала доводы. И сказала она не про то, что материал стопроцентно будет прикрыт подписью Кротовой, и не о том, что нужно давать ход столь редким в их еженедельнике сенсациям. Она нашла другой болевой узел, на который вернее всего стоило давить:
– Чего не хватает нашему изданию? Правильно, остроты. Из-за этого его плоховато раскупают, обходят стороной влиятельные рекламодатели. Репутация у нас беззубой собаки, которая только и может, что брехать по пустякам. Выйдем мы в кастрированном варианте – ничего не изменится. Не выйдем – тем более будем всё на том же болтаться. А вот если выйдем в моём варианте, то покажем серьёзные замашки. Ещё не факт, что Кротов станет с нами в судах бодаться. А станет, так это будет повод для продолжения темы, тоже острого и привлекательного для обывателя. Ведь любому маркетологу известно, что лучший способ достижения известности – скандал, по возможности громкий. А этот скандал нас очень приподнимет в городе. Надо публиковаться без купюр!
– Ой, Зин, гляди, какой маркетинг тут – дурашливо перефразировал Высоцкого Ниткин. – Заварит Лорка кашу, а расхлёбывать другим…
– Уж не тебе ли, господин политолог? – тихий Ларисин голос, казалось, гремел на весь кабинет. – Тут ведь речь идёт не о партийных шашнях – о реальном спасении семьи. Хотя твоей печали в том сроду не было. Так и молчал бы уж, трусливый ты наш!
– Кто? Я? Трус? Борис Ильич, будьте свидетелем, она меня оскорбляет! – взвился Ниткин, беспардонно тыча пальцем в сторону Ларисы.
– Эй, деятель, с женщиной будь поаккуратнее! – встрял в разгорающуюся ссору Сокольский. – А то не посмотрю, что ты партийный, научу свободу любить!
– Пре-кра-тить! – проревел тоже взбеленивший Триш.– Или я быстренько вас всех по-своему обтешу!
Спорщики затихли. Наконец, спокойным уже голосом главный спросил последнего участника совещания:
– Елизавета Григорьевна, вы, конечно, как Ниткин?
– Что сказать, Боря (Лизетта по праву старейшего работника, в своё время выпестовавшего Триша, имела привилегию обращаться к нему без отчества)… Нет, я – как… – Лизетта помедлила, обвела собрание взглядом – … как Лебедева! Пора бы и нам рискнуть, получив на руки такие карты!
В