Данте стоял перед башней Гаризендой недалеко от Порто Равеньяно в Болонье. По узкому переходу в Апеннинах, соединяющему Флоренцию с северной Италией, он добрался до столицы Романьи всего несколько дней назад. Данте сравнивал мысленно эту башню, сильно покосившуюся, с другой, высившейся рядом с городскими воротами, высокой и стройной, которую по имени ее строителя называли Азинелла.
Странное дело – если закрыть глаза и перестать смотреть на Гаризенду и скользящие над ее вершиной в пасмурный день облака, а затем открыть их, то кажется, что башня сейчас рухнет на тебя. Как все впервые посетившие Болонью, Данте заинтересовался этим феноменом. Ему представилось, что башня превращается в огромного гиганта, гигант наклоняется, хватает его и уносит за пределы города. Кто-то схватил Данте за рукав и спросил: «Данте, что ты видишь?» Образ гиганта исчез – рядом стоял и теребил его румяный мальчик, которому, казалось, никак не более пятнадцати лет. Это был один из студентов, с которым Данте познакомился. Он уже второй год учился в Болонье и потому смотрел на старшего годами Данте покровительственно. «Великана», – отвечал Данте. «Ты увидел великана, но посмотри, что ты проморгал». Юноша указал на прекрасную даму в богатых одеждах, которая удалялась от них. «Ты знаешь, – заметил он поучительно, – она из семьи Гаризенда. Вот Гаризенда, поистине достойная созерцания!» Данте усмехнулся, и у него в голове пронеслись две-три строчки для будущего сонета. «Слушай, Чино, ты прав, – сказал Данте, – ты прав, но я всегда вижу только то совершенно ясно, что далеко от меня». И они, смеясь, пошли по улицам Болоньи.
Данте очень полюбил общество веселого студента. Звали его Чино деи Сигибульди, был он родом из Пистойи, сравнительно небольшого городка, на который Флоренция постепенно накладывала руки. Чино, так же как и Данте, гордился тем, что отдаленные предки его были римляне. Семья Чино, довольно состоятельная, принадлежала по давней традиции к гвельфам. В аудитории, где студенты сидели на скамьях, а не на соломе, как в Париже, нельзя было найти более прилежного студента, чем Чино. Он все записывал, подчеркивал, сверял. Однажды после лекции знаменитого Аккурсио-младшего Данте спросил своего друга, кем он собирается быть – судьей или нотариусом. «Судьей, может быть, – ответил Чино, – но я учусь не для этого. Я хочу быть профессором права и читать лекции, как наш славный учитель». «Но это трудно, – заметил Данте, – и для этого потребуется много-много времени». «А зачем же я записался в университет?» – отвечал Чино.
В тетрадях с конспектами лекций, которые Данте брал у своего старательного друга, он как-то обнаружил множество стихов, большинство их было написано Гвидо Гвиницелли, славным болонским поэтом, но попадались и собственные стихи Чино. «Разве можно писать на полях важных юридических документов любовные сонеты?» – спросил с улыбкой Данте. «Это прекрасный обычай Болоньи, – не смутившись, отвечал Чино. –