Петровна ни жива, ни мертва от ужаса, стояла как вкопанная, не в силах оторвать взгляда от происходящего, и как заворожённая глядя на Аду. А та всё стояла на коленях, держа в протянутых руках миску с кровавыми подтёками. Внезапно из всех углов потянулись тени, сквозь приоткрытую форточку Петровна услышала нарастающий шорох, который становился всё сильнее и сильнее, и перерос в гул, подобный тому, который бывает в самолёте, когда тот взлетает с поверхности земли, и на какой-то миг у пассажиров закладывает уши так, что наступает полная глухота. То же самое испытывала сейчас и Петровна.
– Пора-а-а, пора-а-а, – донёсся до неё шёпот множества голосов.
– О чём это они? – мелькнуло в ошалевшем сознании Петровны.
– Мзда-а-а, плата-а-а, жертвы-ы-ы, – шептали голоса, наваливаясь куполом над фигуркой Ады.
Шёпот их становился всё громче и громче, и постепенно перерос в мерзкий высокий звук, писк, от которого уши заложило окончательно. Этот ультразвук, казалось, проникал во все внутренности и буравил их миллионами мелких иголочек, заставляя сжаться в комок боли.
Петровна даже здесь, за стеклом чувствовала его силу. Ада же в комнате повалилась вдруг на пол, затряслась в судорогах, выгнулась коромыслом, приподнявшись на пятках и затылке, закатила белёсые глаза. Изо рта её хлынула тёмная струйка. Петровна ахнула, прижала руки к груди, побледнела.
Аду начало крутить по кругу и выворачивать так, словно некая невидимая громадная рука дёргала за ниточки, а Ада подобно марионетке, неестественным ломаным движением вскидывала то руку, то ногу и ползла по полу в той же позе паука, выгнув дугой спину. Наконец, она повалилась как мешок, словно в ней не было ни единой косточки, и замерла. Смоляные тени поползли назад, в темноту коридора, свечи вновь вспыхнули ровным пламенем, крыс взобрался Аде на лицо и принялся вылизывать её нос и щёки.
Ада вздрогнула, вздохнула глубоко, повернула медленно голову вбок, и, вперившись взглядом в стоявшую за окном Петровну, совершенно отчётливо глянула на неё. Петровна и сама не поняла, как она это определила, ведь глаза той продолжали оставаться пустыми и белыми. Однако, она могла поклясться, что Ада смотрела прямо на неё. Губы Аделаиды дрогнули, она подняла безжизненную руку, обтёрла кровь со своих губ, размазав её по щекам ещё больше, и вытянув вперёд ладонь, указала пальцем на подсматривающую. Рот растянулся так, что казалось сейчас порвётся:
– Ты-ы-ы, – прошептала Ада, продолжая указывать пальцем на Петровну, – Первая-я-а-а… Отдаю тебя…
Петровна в ужасе отпрянула, наконец, от стекла, и, ломая кусты вишни, с треском и шумом, нисколько более не заботясь о конспирации, бросилась бежать. Перед глазами её стояла эта нечеловеческая жуткая ухмылка на окровавленном бледном лице, а в ушах звучал зловещий шёпот:
– Ты-ы-ы-ы…
Петровна