Второй тост тамада провозгласил за Афродиту, а в ее лице – за всех женщин. Встали, чокнулись, выпили. Девушка умоляюще взглянула на Хантера – она все еще побаивалась, чтобы он снова не сорвался. Хантер покорно кивнул, сделал небольшой глоток и отставил рюмку, получив взамен улыбку и многообещающий взгляд.
Это не укрылось от Шубина – спецкор мгновенно заметил, что между молодыми людьми словно протянута тонкая ниточка. Он улыбнулся в усы:
– Я вижу, ребята, у вас уже все в порядке!
– Так и надо! – подхватил Аврамов, без всякого стеснения сметая все с тарелки. – Молодец Шекор-туран, надо жить не оглядываясь, полной жизнью!
После третьей и четвертой открыли окна и закурили. Хантер только сейчас заметил, что в палате появилась пепельница, которой раньше не было и в помине. Ничего удивительного: на протяжении всей минувшей недели он ничего вокруг себя не видел и не замечал в хмельном чаду.
Несмотря на то что и гости, и хозяева расслабились, его не покидало чувство, что оба гостя явились в госпиталь из самой Москвы не просто так, а с каким-то серьезным делом. И вместе с тем оба медлят, потому что их сдерживает присутствие Афродиты.
Афродита… Хантер тяжко задумался. Эта девушка возвратила ему радость жизни, она отдавала ему всю себя, искренне и безоглядно. Но чуть ли не каждый день, засыпая в ее объятиях, он ловил себя на том, что желание вернуться к своим парням, в чертово афганское пекло, становится в нем слабее и слабее. Но наступало утро – и он снова не мог думать ни о чем, кроме той сухой и горькой земли…
С Женей Куликом все вроде бы наладилось. Тот усердно зубрил физику и математику, теперь с подачи горкома комсомола к нему ежедневно наведывалась молоденькая преподавательница одного из здешних вузов – репетитор. И по некоторым косвенным признакам старший лейтенант безошибочно определил, что у Лося с его наставницей намечается нешуточный роман.
Обком комсомола раскошелился, и к Кулику из Сахалина прилетели его нестарые еще родители. В результате все травматологическое отделение в течение недели закусывало исключительно чавычей и красной икрой, а Хантеру батя Лося преподнес в подарок настоящий нож-медвежатник, переделанный из клинка трофейного самурайского меча. Выходит, Лось не забыл о страсти своего начальника к высококачественному холодному оружию…
– Чего скис, казачище? – прервал его размышления Аврамов. – Что там у тебя на уме?
– Идем, – кивнул на дверь в другую комнату Хантер. – Поставлю вам одну запись. Послушаете, и все сами поймете.
Включив магнитофон с присланной Тайфуном кассетой, старший лейтенант оставил Аврамова и Шубина наедине с духовским письмом, а сам вернулся к столу.
С некоторых пор Седой больше не заговаривал с Афродитой о ее желании отправиться в Афганистан – должно быть, полагался на Хантера и его методы воздействия.
Мужчины выпили по рюмке коньяку, закусывая привезенным из Москвы шоколадом, и разговор сам