– Здесь своя песочница… болотница. И про каждого хмыря, что тут нарисовывается, я выясняю все. У меня статистика по тяжким самая низкая в области. Изнасилований, педофилии и «домашки», считай, нету!
– Фальсифицируете статистику?
– Неа. Выясняю все про каждого хмыря, что тут нарисовывается.
– У вас хмырь жену зарезал! – вспылил Федя. – Только что!
– А чего я тебя с собой зову?! – Майор закурил. Долго терпел. – Ради общества твоего? Подозреваемый – племяш Рузского, сын…
– Гниды! – вякнул Василич.
– Гниды, – подтвердил Финк. – Селижоры сынок. Владя Селижаров, ботан-троечник, в жизни воробья не пнул! Надо его осмотреть, раскопать, что с ним стряслось! Какого хуя он на супружницу попер! Прости, Анфис.
– Вы за слова не извиняйтесь, дядь Жень. Вы моего папу ищите!
– Herra, anna minulle voimaa («Господи, дай мне сил» – финск.), – пробормотал полицейский.
Федя задумался: почему мент с русским именем-отчеством, российской ментальностью и немецкой фамилией ругается/молится на карельском/финском? Интересный тип. Весьма.
– Едем. – Тризны накинул куртку из эко-кожи поверх свитшота оппозиционного политика N.
– Последователен ты, парень! Кремень! – съехидничал Евгений Петрович. – А ты, Волгин, у меня под статьей ходишь! – погрозил он слесарю. – Сволочей в нашей стране хуярить он решил! Это привилегия. И даже – не моя.
Мелькали собаки, старики и склады. Аптеки, оптики, заборы из бетона и профнастила, мусорные пустыри. Майор Том водил лихо, как Мика Хаккинен и Кими Райкконен (сядь они за баранку «бобика»).
– Георгий Селижаров. Селижора. Выжил в девяностые и не переобулся. Он на войне, – информировал Федю Финк.
– С кем?
– С мелкими оптовиками, браконьерами, с пацанами, которые толкают «соль для ванн».
– Кто не отстёгивает?
– Ага. И с бабами, кто не дает. – Петрович скрежетнул зубами. – Я дочь в одиннадцать лет отослал к семье жены, в Хабаровск. Красавица росла. Теперь она меня знать не желает. Теща нашипела, что я их бросил. Откуда в бабах яд, а?
– Не называйте женщин бабами, – порекомендовал психотерапевт. – Многие девушки сегодня увлечены феминизмом. Извинитесь перед дочерью, объясните ситуацию, признайте, что не сделали этого раньше, так как считали ее ребенком.
– Она в одиннадцать лет не ребенком была?
– Сколько ей?
– Пятнадцать.
– Когда бомбу обезвреживаете, вы ей командуете «Отставить взрыв!» или по инструкции действуете?
– Ясно. Разминирую дочь.
Федя с удивлением подумал, что данный конкретный мент не безнадежен.
Они остановились напротив здания, словно телепортированного в Береньзень из шведского Мальме. Новое, средней этажности. Его стены украшал фиброцементный сайдинг под дерево, балконы обвивал плющ. К крыльцу парадной примыкал удобный пандус! Теодора менее поразила бы панда на улице Береньзени.
Обладатели