– Фто ему нуфно?
– Он не сказал. – Гашек пожал плечами. – И был еще пьян, когда я ушел.
Немного погодя Итка шумно разгрызла леденец, набрала в рот воды и сплюнула.
– Может твой старик перебирать копытами порезвее? Не хочу ехать по темноте.
– А ты не бойся, – улыбнувшись, ответил Гашек. – Я с тобой.
Она рассмеялась.
– Это очень любезно с вашей стороны, господин Гашек, но дело в том, что к вечеру дядька Войцех не вспомнит, зачем я ему понадобилась.
Итка, которая прекрасно знала о его происхождении, иногда в шутку звала Гашека господином – но только так, чтобы Войцех не слышал, потому что его это жутко раздражало. У Войцеха многое вызывало такую реакцию, а добрым словом он поминал разве что покойную сестру, об остальной родне отзываясь не слишком тепло. К примеру, имя госпожи Берты он произносил только в связке с выражениями вроде «песья вошь» или «гнилая доска».
При всем этом Итка, казалось, вполне искренне и взаимно любила дядю: пьяным он бывал очень весел, а трезвым – даже умен. Правда, он делал все, чтобы трезветь как можно реже. «Какая из тебя Ройда, – говорил ей Войцех, когда напивался не настолько, чтобы потерять способность говорить внятно. – Марко был светловолосый, пока с войны не приехал седой. Ты нашей, Ольшанской породы. А от Ройды, вон, в Гашеке и того больше».
Направляющийся домой батрак, издалека заметив верховых, прикоснулся к широкополой шляпе в знак приветствия. Человек шел в деревню Мирную, к северу от владения Ольшанских, жители которой в далеком прошлом трудились на эту семью. Теперь же все батраки ушли к другим господам – в основном, к Тильбе, но Берту из Старой Ольхи, а затем ее дочь и внучку знали и помнили. К тому же Итка в скором времени станет причиной события, знаменательного для всего края – и даже, быть может, для всей страны.
Незадолго до смерти Берта Ольшанская обручила единственную внучку с Отто из Тильбе, и помолвку так никто и не расторгнул. От Войцеха, не стремящегося заводить законных детей, и Марко, которого много лет назад признали умершим, права на два огромных надела переходили к Итке. Ее брак с Отто Тильбе сделал бы их самыми крупными землевладельцами Берстони. Этой свадьбы ждали и боялись одновременно, а ждать оставалось недолго, пару месяцев: по договору Итка могла выйти замуж, достигнув шестнадцатилетнего возраста.
Когда жара немного спа́ла, она сняла платок и заново заплела длинную косу: волосы растрепались. Итка действительно пошла в Ольшанских, особенно в бабку – Гашек думал, что именно так госпожа Берта выглядела в юности. Голубые глаза, большие, как у матери, делали ее взгляд вечно любопытным. Она попросила воды – собственный бурдюк опустошила, а затем и из второго выпила почти все, оставив Гашеку совсем немного. Впрочем, они уже слышали, как шумит впереди Подкиртовка. Ворон замедлил шаг, и Итка, хоть и стремилась попасть домой, придерживала кобылу, чтобы Гашек не отставал.
К