Монтклер барабанил в дверь.
Штукатурка с потолка дождем осыпала бесстрастное лицо Преподобного.
Он поднялся и отворил дверь, убирая назад револьвер.
– Преподобный, вы целы? – спросил Монтклер.
Преподобный оперся о дверной косяк.
– Паук. Сатанинское порождение. Не выношу их.
– Паук? Подстрелили паука?
Преподобный кивнул.
Монтклер пододвинулся, заглядывая внутрь. Сквозь щель в занавесках солнце выстреливало лучи, и в них кружились оседающие частички штукатурки. Они походили на мелкий снег. Он перевел взгляд на дыру в потолке, которую обрамляли паучьи лапки. Пуля угодила в центр туловища здоровенного паука, а лапки остались приклеенными к потолку.
Прежде чем убрать голову, Монтклер успел заметить бутыль с виски рядом с кроватью.
– Попали в него, значит, – сказал Монтклер.
– Точно между глаз.
– Ну, вот что. Проповедник вы или нет, стрелять в моем отеле постояльцам не дозволено. У меня тут приличное заведение…
– Это сортир, о чем вы прекрасно знаете. Надо бы приплатить мне, раз я тут остановился.
Монтклер собрался было ответить, но, взглянув в лицо Преподобному, передумал.
Засунув руку в карман, Преподобный вытащил стопку смятых купюр.
– Доллар за паука. Пять за дыру.
– Но, сэр, не уверен…
– Очень приличный приз за паука, Монтклер, а мокнуть от дождя сквозь дыру моей голове.
– Верно, – сказал Монтклер, – но я содержу приличный отель, и полагается компенсация за… – Бери или проваливай, болтун.
Приняв вид оскорбленный, но не слишком, Монтклер протянул руку. Преподобный отсчитал обещанную сумму.
– Полагаю, Преподобный, это справедливо. Но не забывайте, вместе с жильем постояльцы платят за тишину и покой.
Преподобный отступил в комнату и взялся за дверь.
– Так дайте нам немного тишины и покоя. – И захлопнул дверь перед носом Монтклера.
Монтклер направился вниз, раздумывая о лучшем применении для полученных денег, чем ремонт потолка в номере 13.
Паук встретил гибель как воплощение его нескончаемого кошмара. Сон был настолько жутким, что он ненавидел время, когда солнце опускалось за горизонт и умирало во мраке, подпуская ночное забытье.
Там ждали обрывки исковерканных воспоминаний, призраками проносившиеся в глубинах его сознания. И самые жуткие были связаны с пауком – вернее, тварью в паучьем обличье. Тварь символизировала нечто – словно его пытались предупредить.
Уже год, как длился этот сон, и с каждым разом тьма давила мучительнее. Казалось, сон движет им и направляет к участи, которая ему предначертана. Или то были тени умирающей веры, готовые снова сплотиться в единую ложь?
Если в них что и таилось, от небес или преисподней, он до мозга костей чувствовал, что разгадка поджидала здесь. В Мад-Крике.
Он