– Я вам не очень-то нравлюсь, мисс Гамильтон? – наконец сказал он. – Конечно, вам ничто не грозит, если скажете, что я вам противен.
Эсме открыла рот и снова закрыла его. Помолчала.
– Я… я прошу прощения за то, как я вела себя раньше, – прошептала она.
Он издал странный звук. Подавил смех?
– У вас ужасный характер, – выдавил он. – Я не уверен, что Меррик сможет когда-нибудь оправиться от этого.
– Не знаю, что это нашло на меня.
Маклахлан повернулся, чтобы видеть ее.
– Мы вели себя скверно, – признал он. – Никто из нас по натуре не груб, уверяю вас. А Куин на самом деле очень добрый. Просто ситуация сложилась непростая. Даже вы должны согласиться, что все это выглядит очень странно.
– Странно? – спросила Эсме. – Из того, что я видела в жизни, меня больше удивляет, что такое случается гораздо реже, чем могло бы.
– Возможно, ваша жизнь сложилась не совсем обычно, мисс Гамильтон.
Сорча потянула Эсме за юбку:
– Мей, ними!
Эсме наклонилась и увидела, что малышка пытается снять с куклы платье.
– Сначала нужно расстегнуть крючок, моя прелесть, – сказала она, становясь на колени, чтобы показать ребенку, как это делается. – Вот так.
После того как цель, к удовлетворению Сорчи, была достигнута, девочка снова направилась к игрушкам, которые Эсме разложила на маленьком коврике у опустевших книжных полок. Маклахлан, казалось, не вызывал у нее интереса. И это было хорошо.
– Как она зовет вас? – полюбопытствовал он.
Эсме пожала плечами.
– Мей или что-то вроде этого. Она еще не может выговорить Эсме.
Маклахлан наблюдал за Сорчей с тем интересом, с каким, наверное, натуралист изучает новую разновидность жука. Глядя на его чеканный профиль, Эсме снова поразилась, какой он красивый. Но уже были заметны следы беспутного образа жизни – складки у рта, припухлости под глазами. Он был на пути к превращению в истосковавшегося распутника. Такие циничные мысли пришли ей в голову прошлой ночью, когда она невольно оценивала его как противника.
Но странно, сейчас он вовсе не казался противником. Похоже, он тоже был смущен. И было отчего. Внезапная смерть матери повергла в хаос и ее, и его жизни. Всему, что она знала об уходе за детьми, она научилась совсем недавно и за короткое время. Собственная неопытность пугала ее.
Вдруг Эсме заметила, что Сорча поднесла руку ко рту. Она уже знала – это не предвещает ничего хорошего. Она ахнула, бросилась к ребенку и сказала что-то непонятное.
Вслед за ней к девочке устремился и Маклахлан. Когда она схватила ребенка, он вынул из влажных пальчиков Сорчи что-то блестящее.
– Не-ет! – завопила Сорча. – Дай мне! Мне!
– Ну и ну, – бормотал Маклахлан, рассматривая блестящий предмет. – Мой пропавший римский солид.
– Что это? – Эсме перегнулась через голову Сорчи, чтобы увидеть находку. – А, старая монетка?
– И в самом деле очень, очень старая, – согласился Маклахлан, пряча ее. Эсме выпустила хныкающую