Теперь – обугленные балки, ржавые банки, битое стекло и трава по пояс. Ободранный бродячий пёс, рассеянно обнюхивающий обёртку от мороженого, вдруг страдальчески извернулся, яростно пытаясь загрызть блоху на своём бедре… Бездомное существо на фоне пепелища – что может быть депрессивней, подумала она, огибая развалины прежнего чуда.
Возведено это чудо было на рубеже веков по проекту молодого, рано умершего архитектора (фамилия вечно забывается), и использовалось, как утверждают краеведы, в качестве частной лечебницы для душевнобольных. За кованой оградой тогда красовались клумбы, декоративный кустарник, фонтан и стилизованные скамейки. Хоть в чём-то повезло несчастным умалишённым – существовать среди такого изысканного благообразия! И уход за ними, надо полагать, был человечным, родственники могли не беспокоиться…
Неизвестно, куда их подевали в двадцатых годах; дом же превратили в коммуналку со всеми вытекающими. Однако он всё равно сохранился, даже утратив скамейки с клумбами и оградой, даже с уже напрочь засорившимся фонтаном… Поблекший, обросший какими-то гнилыми сараюшками, вечно опутанный верёвками с жалким бельём и старыми половичками, всё равно упорно продолжал быть самым интересным, выразительнейшим на всю округу строением.
Потом, когда коммуналку наконец расселили, дому даже удалось выбить статус охраняемого государством. Лет пятнадцать стоял заброшенный, власти всё обещали отреставрировать и отдать то ли под детскую школу искусств, то ли даже под краеведческий музей… ага, сейчас. Как только началось-таки шевеление по этому поводу – поджог был совершён внаглую, почти открыто. Кто заказчик – станет ясно, когда увидим, что воздвигнется на месте сём… Вот же безнадёга – хоть завой!
Миновав эти останки, Лада свернула в переулок, туда, где в самом начале притулилась скромная одноэтажная дачка, выкрашенная в некогда бирюзовый цвет. Никто тут до лета явно не появится; по темнеющим стёклам терраски беспомощно болтаются высохшие плети прошлогоднего хмеля, на участке после сошедшего снега – унылый слой перегнившей неубранной листвы, но самое главное – ура! – на месте: светло-серый, в потёках, силуэт гипсовой лошади посреди лужайки. Когда-то, очень давно, живший тут скульптор, имел где-то там, на задах, целую мастерскую, а некоторые свои изделия