Секунду-две он пристально смотрел мне в глаза. Затем встал.
– Как хочешь, я всё решил, – ответил он. – Прощай, Фёдор Григорьевич, – затем ушел.
Я снова упал на подушку, долго лежал и колебался, слушая, как Семен неумело старается незаметно выйти из казармы. Уверен, не только я один заметил его исчезновение в ту ночь… но никто его не остановил. Зря, наверное…
На следующий день, вечером в начале двенадцатого Крабова вызвали на блокпост Первой Линии – внешнего периметра лагеря. В этот момент я ошивался неподалеку от офицерского домика и вызвался его отвезти. Мы приехали, Крабов приказал ждать в машине, но через пару минут позвал на пост.
– Посмотри сюда, – глухо сказал он и указал рукой вглубь дежурки, где обычно принимают продовольствие в лагерь.
Преисполненный самых мрачных ожиданий, я пошел туда. И увидел Семена вновь. В ободранном камуфляже и с тремя рваными красными дырками на теле. Глядя в такое знакомое мертвое лицо друга, я спросил про всё дежурного.
– А кто их разберет, в темноте-то? – пожал тот плечами. – У нас приказ стрелять без предупреждения, мало ли какой шпион проберется. Вот мы и прошлись крупнокалиберкой разок-другой, чтоб для верности, – он взглянул на часы и засуетился. – Ладно, ребята, забирайте тело и уезжайте. В полночь сменка…
Вот так. Этого человека, кроме ночной смены, ничего не волнует. И то, что сегодня они пристрелили солдата, которого, по идее, должны охранять от любопытных глаз, не волнует тоже. Вот такая веселая у нас система. Черт, черт, Семе-ен!!!
– Он не виноват, Фёдор, – Крабов сочувственно сжал плечо, – он шкурой за охрану отвечает. Чуть что, и его самого в штрафники, «на мясо». Вот и стараются…
С*ки. Ср*ная мобилизация, ср*ное Содружество, ср*ный Кассид. Смерть Семы скрыли, той же ночью тело увезли в неизвестном направлении, а остальным объявили, что он отправлен на Титан за нарушение режима.
И зря! Через два дня из лагеря драпанул Драпа, да простит мне Всевышний этот невольный каламбур. Драпанул глупо: зарезал на Второй Линии часового, забрал оружие и двинул вперед. На подходе к Первой Линии затеял стрельбу, где его и положили. С той же крупнокалиберки.
Эту смерть скрыть не удалось. На Второй Линии врубили тревогу, сиреной подняли оба батальона, и через час в часть привезли сразу два трупа, в одном из которых мы и узнали Драпу. С тех пор по всему лагерю, на всех зданиях вывесили листовки, где пригрозили высшей мерой наказания за побег.
В итоге нас осталось трое. Я, Петруха и тихушник Атас. Последнего звать, на самом деле, Станиславом – парень неплохой, хотя у меня с ним отношения всегда были холодные. Наверно, из-за его родни: отец его был оперативником в отряде особого назначения в управлении наркоконтроля, с репутацией неподкупного работника даже в условиях тотальной нехватки денег. После одной мутной истории с провалом операции по