Семь утр подряд я открывала глаза, в надежде увидеть маму, сестру, дедушку… да хоть ржавую крышу, с которой я переместилась сюда, лишь бы дома быть. Семь утр подряд я представляла запах абрикос. Здесь невыносимо. Я ни разу не видела солнца, я ни разу не видела улыбки, ни разу не видела, чтобы люди приветливо касались друг друга. Мрачно, сонно, злобно. Как на первой паре промозглым февралем, только хуже.
Никто из посетителей кафе не видел моего дядю. Сколько дней, месяцев, лет мне нужно ждать, пока сюда зайдёт случайный прохожий, который его видел? А если дядя вообще не здесь, а спокойненько пьёт пиво в Нейтрале? Похоже, настало время плана «С». План «С», будь добр, пройди в мою голову.
– Как ты это сделала? – позади раздался голос Жанны. Я напряглась.
– Что сделала?
– Вот это! – она указала на окна.
– Отмыла.
– За… зачем?
– Ну, так лучше же.
– Нас теперь не узнают.
– Жанна, им нужен ларкос. Они на запах придут.
– Ты больная на голову.
– Я хотела как лучше.
– Вот я и говорю, больная. Ты мне кого-то напоминаешь. Но я никак не пойму кого.
– Жанна, а как вы себя чувствуете?
Жанна вопросительно посмотрела на меня.
– Болит всё. Здесь, здесь, здесь, здесь, – она перекладывала руку с живота на сердце, с сердца на макушку головы, с макушки на затылок.
– Ты знаешь, а так и правда лучше, – после долгой паузы сказала Жанна, глядя в окно. – Как с самого начала было.
Я улыбнулась. Она прищурила глаза и уехала. Я поймала в её выражении лица что-то вроде смущения и замешательства.
В обед пришла компания из трёх мужчин и двух женщин. Как всегда, я подошла спросить, не видели ли они человека, углём нарисованного на бумаге. Все отмахнулись, кроме одной дамы, которая с трудом разлепила склеенные эффектом ларкоса глаза.
– Видела такого, – перебивая себя собственным иканием сказала она, – На площади Несправедливости, у блюющего памятника, спал в мокрых штанах.
Я оживилась. Это точно дядя.
– Оу, а как туда пройти?
– Ногами, как ещё.
Грудь этой женщины начала вздыматься вверх, рот широко открылся и она стала издавать громкие низкие звуки, это напоминало и смех и следствие отравления протухшими креветками одновременно. Для смеха не хватало улыбки, для отравления – креветок. Но в целом, похоже на подавленный, извращённый хохот. Переждав её всплеск наслаждения собственным остроумием, я ответила:
– Ну, это способ, а не направление.
Она озадаченно посмотрела на меня. Выждав пару секунд, хлопнула