В комнате повисла тишина, прерываемая лишь звуками телевизора.
– Если бы я служил в гвардии, – немного помолчав, добавил Панферов, – я бы не выполнял такие приказы. Избивать электрическими дубинками своих же не стал бы. Жаль, что меня там не было.
– Я, может, как-то не так выразилась… – предприняла попытку оправдаться Арефьева, – но когда я сказала «наши сами нарвались», я имела ввиду, что есть административные правила, и по ним нельзя возводить постройки в центре города без специального разрешения. Верно? – девушка оглянулась на Лешу в надежде найти поддержку. Тот кивнул головой. На самом деле его все эти темы не очень волновали, поэтому он переключил канал обратно и, слушая в пол-уха, продолжил смотреть футбол.
– Получается, что ребят разогнали не из-за того, что они требовали нормальный рабочий график, – закончила свою мысль Арефьева. – Гвардейцы разогнали их потому, что они нарушили административные правила. Если бы что-то подобное сделали цивилизованные, их точно так же сначала попросили бы убраться по-хорошему, потом применили бы силу. Представь, если каждый из нас будет что-то строить там, где ему захочется, и вообще делать то, что вздумается? На мой взгляд, ничего, кроме хаоса, из этого не получится…
– Когда одних людей от рождения считают недостойными свободы и лишают права открыто выражать свои мысли, а других – достойными, тогда это не те правила, которым надо следовать, Саша, – парировал Никита. В его голосе появились стальные нотки.
– Но мы же сейчас не это обсуждаем! – всплеснула руками Арефьева. Она не могла сообразить, в какой момент обычная приятельская беседа перешла в яростные дебаты. – Речь сейчас не о том, кто чего достоин. Административный кодекс написан не только для незаконнорожденных. Он обязателен к исполнению для всех! Пока демонстранты ничего не строили, их ведь никто не трогал! – постепенно Саша начинала сама заводиться.
Арефьева открыла рот, чтобы привести еще какие-то аргументы, но Леша остановил девушку, крепко сжав ее запястье под столом. Ему показалось, что если она добавит хоть одно слово к сказанному, то в лучшем случае этот малоприятный разговор никогда не закончится, в худшем – они с Никитой наговорят друг другу лишнего.
– Ребят, не тратьте свои нервы на это, – сказал хозяин тира, подняв примиряющим жестом бокал. – Расслабьтесь, пейте пивко. Разговоры наши все-равно ни на что не влияют. Эти демонстрации идут, сколько я себя помню, и ни разу ничем путным не заканчивались. Вот и в этот раз толпа побуянит и разойдется, и все будет по-старому,