И Могильное крыло стало неотъемлемой частью дворцового комплекса, которой, впрочем, все по возможности старались избегать.
Этим-то я и воспользовалась.
Конец интерлюдии
И вновь голова раскалывалась так, будто на неё наступила лошадь. А потом ещё и сани, гружённые годовым запасом дров, протащила. С этими паладинами общаться себе дороже. Уже во второй раз за день сознание теряю, шутка ли!
Надо сказать, пока я валялась в беспамятстве, и Арвин, и Вэл проявили просто потрясающее усердие: они разобрали завалы, отрыли крышку погреба и выволокли меня на воздух. Уходить от развалин дома, впрочем, не стали – расположились на огороде, вернее, на том, что осталось от моих аккуратных грядок и посадок. Там-то я очухалась.
Улыбка паладина не предвещала ничего хорошего.
– Очнулась… – протянул он. Выглядел Арвин так себе – волосы свалялись, глаза подёрнулись мутноватой плёнкой и обтянулись алой сеткой лопнувших сосудов, руки слегка тряслись, по щеке из глубокой ранки сбегали вниз, на шею, мелкие кровяные капельки. Рубашка на левом боку была порезана, в дырку проглядывала сочащаяся тёмно-красным колотая рана. Влажно алел и правый рукав. Кроме того, от паладина явственно попахивало копчёностями.
Крепко же ему досталось.
Сам виноват.
Вэл внешне пострадал намного меньше. Ну так он и в активных боевых действиях практически не участвовал. Вот только икать так и не перестал – видимо, потрясение оказалось слишком сильным для психики мальчишки. Как бы дурачком совсем не стал – я слыхала, бывает подобное с человеком, пережившим какую-то жуть.
– Собирайся. – Паладин растерял остатки вежливости и воспитанности (оные, правда, он и раньше проявлял не слишком) и потому дёрнул меня за руку пребольно, нарочно впиваясь пальцами, как кузнечными клещами. – Что там тебе нужно было, забирай, и в путь. Хватит, наигрались. Набаловались. Поразвлеклись на славу!
Последние слова он, запрокинув голову, почти выкрикнул в равнодушное небо. М-да, взбесился наш воин света, кажется, не на шутку. Понимаю. Мало кто в восторг придёт, если его отхлестать ветками, шлёпнуть курицей по лицу, натравить костяного голема, побить мёртвыми руками, а потом ещё уронить на макушку