Минни вздохнула, что-то пробурчала. Оторвалась от своего камня, села на корточки посреди папоротника и принялась его проворно срывать. Она поедала его очень быстро, горстями запихивая в рот. Глядя на нее, я вдруг подумала: подойди я к ней ближе, она, чего доброго, и зарычит. Раньше Минни папоротник не любила, но это до того, как забеременела и стала трескать все, до чего могла дотянуться. Она мне говорила, что как-то раз, когда никто не видел, облизала кусок угля. А еще сосала гвоздь.
Уивер открыл книгу, которую принес с собой. Взгляд его остановился на подходящем слове.
– Неправедный, – сказал он и захлопнул книгу.
Мы встали спина к спине, каждый согнул большой палец правой руки и выставил вперед указательный – как будто пистолет.
– Насмерть, мисс Гоки, – торжественно произнес он.
– Насмерть, мистер Смит.
– Командуй, Минни.
– Не стану. Глупости.
– Ну же. Просто скомандуй.
– Считайте шаги, – буркнула она.
Мы двинулись каждый в свою сторону, считая шаги. На счете «десять» мы повернулись.
– Целься, – зевнула Минни.
– Мы тут стреляемся насмерть, Минни. Прояви хоть немного уважения.
Минни закатила глаза и заорала:
– Целься!
Мы прицелились.
– Огонь!
– Дурной! – крикнул Уивер.
– Аморальный! – крикнула я.
– Греховный!
– Преступный!
– Нечестивый!
– Несправедливый!
– Непорядочный!
– Бесчестный!
– Душевредный!
– Душевредный? Ну ты даешь, Уивер! Погоди, погоди, я сейчас…
– Поздно, Мэтт. Ты труп, – вмешалась Минни.
Уивер ухмыльнулся и сдул воображаемый дым с кончика пальца.
– Давай, собирай, – сказал он. Свернул куртку, подсунул ее себе под спину, длинные, как у кузнечика, ноги, подвернул под себя и раскрыл «Графа Монте-Кристо». И одну-то корзину без помощи набрать трудно, а уж две! И на Минни рассчитывать не стоит, она уже поплелась обратно к своему камню. Мне бы следовало остеречься и не бросать вызов Уиверу – он всегда побеждал в дуэлях на словах.
Сбор молодого папоротника – лишь один из множества способов заработать. Когда папоротника не было, мы собирали дикорастущую землянику или живицу – жевательную смолу. Там выходило десять центов – дайм, тут – целый четвертак, квотер. Двадцать пять центов казались мне богатством, пока пределом мечтаний был кулек шоколадных конфет или палочка лакрицы, но теперь все изменилось. Мне требовались деньги – много денег. Жизнь в Нью-Йорке, по слухам, недешева. В ноябре я заполучила одним махом пять долларов; еще доллар девяносто – и хватило бы на билет до Центрального вокзала. Мисс Уилкокс тогда послала мое стихотворение на конкурс, объявленный «Обозревателем Ютики». Мое имя попало в газету, и стихотворение тоже, и я выиграла пять долларов.
Надолго