Где похоронено сердце. Ромета Баева

изрекла:

      – Эта порочная женщина сама выбрала свою судьбу, а за все совершенное в жизни надо платить. А ты что думала?

      Что-то внезапно надломилось внутри, неожиданно для себя Дина зарыдала и, торопясь, захлебываясь слезами и давясь словами, стараясь не смотреть в изумленные и в то же время недоверчивые глаза старых женщин, призналась во всем.

      Хмурое небо серой буркой висело над аулом. Холодные струи дождя хлестали по лицу Дины, и, скользя в чавкающей грязи, она слышала за спиной возмущенный гул сотен голосов – толпа гудела, словно рой ос в разворошенном гнезде. Несколько тяжелых комьев глины, звучно шлепнув, попали ей в спину – споткнувшись и с трудом удержавшись на ногах, Дина оглянулась: все лица сливались в сплошной пелене дождя, но она узнала в толпе Айшат, которая кутала плачущего ребенка в платок.

      Во дворе мечети после скорого суда один из подручных кадия, глухонемой парень, сдернув с объятой ужасом Дины платок, накрутил ее волосы на свою руку так, что кожа на голове бедной женщины затрещала, и, отхватив кинжалом длинные косы, бросил ей под ноги в грязь. Вытирая рукавом залитое дождевыми струями лицо, подручный, недобро скалясь и что-то мыча, поволок Дину к крытому камышом навесу, где другой мужчина, в войлочной шляпе и прожженной в нескольких местах черкеске, неторопливо, со знанием дела накаливал в пламени костра округлый наконечник железного прута. Глухонемой связал ей руки, все так же мыча и ухмыляясь, разодрал вымокшее насквозь платье до пояса, выставив напоказ ее покрывшуюся гусиной кожей грудь. Другой подручный, напоследок поворошив угли в костре, не спеша достал из огня свое страшное орудие и точным движением прижал раскаленный докрасна наконечник к нежной выемке между двумя холмиками груди – с коротким шипением коснувшись мокрого тела, горячее железо прожгло кожу, оставив дымящийся черно-багровый след. Женщина забилась в руках своих палачей, из-за запаха паленого мяса к горлу подкатывала тошнота, от боли и страха подкашивались ноги, крик малыша, причинявший еще больше страданий, стоял в ушах, сознание понемногу покидало ее. Раздавленная, вывалянная в грязи, Дина, шатаясь, смотрела сквозь пелену дождя на людей, которых знала с самого детства, но ни на одном лице не видела ни жалости, ни сострадания. Мужчины снова подхватили ее, волоком подтащили к уже готовой неглубокой яме, заполненной мутной дождевой водой, не торопясь, согнули ее пополам, крепко привязали руки к ногам и столкнули в грязную жижу. Вокруг собралась толпа женщин, на мгновение возникла заминка – к ним затесался с увесистым булыжником Аслан, но его с возмущенными криками вытолкали: