Фатьма открыла глаза на шум:
– Аллах, как нам повезло, дочка, и среди русских встречаются хорошие люди! Ко мне приходил офицер, такой уважительный, воспитанный, я попросила его придержать солдат, и он не дал им ничего сломать.
– А как он выглядел? – вырвалось у Дины.
Опомнившись, она прикусила язык, но было уже поздно – свекровь удивленно подняла рыжие с проседью брови:
– А тебе-то что?
– Да нет, – густо покраснев, замялась Дина, старательно пряча от нее глаза, – я просто так спрашиваю.
Дина готова была провалиться сквозь землю под сверлящим взглядом старухи, но, на ее счастье, громко хлопая дверями и возбужденно переговариваясь, в комнату ввалились Хадижа и Айшат, державшая за руку Хан-Гирея. Малыш ловко вскарабкался на кровать и бросился Фатьме на шею. Она обняла его с блаженной улыбкой на старческом лице, осветившемся беззаветной любовью:
– Ты мои очи, ты моя душа…
– Хвала Аллаху, у нас все в порядке! А посевы-то сожгли, проклятые! Ну, ничего, еще успеем запастись сеном для скота, – без умолку тараторила Айшат. – А в мечети они костры жгли! Ну что за люди! Как их только земля носит, этих гяуров!
5.
Жизнь в ауле понемногу входила в прежнюю колею, но Дина, похоже, навсегда потеряла покой и сон – занозой в сердце сидела мысль о предстоящем замужестве. Старая Фатьма вздыхала:
– Конечно, нашему мальчику с матерью было бы лучше, но она не может ослушаться отца. Ничего не поделаешь, придется подчиниться. Правда, Аслан…
Вездесущая Айшат только этого и ждала:
– Он, конечно, твой родственник, но, видит бог, не люблю я его…
– Да не пугай ты ее! – сердито прервала ее строгая Хадижа.
– Девочка должна знать своего будущего мужа, – не отступала Айшат, – он никогда не показывает свое истинное лицо, мимо не пройдет, пока не справится о здоровье всех родных аж до седьмого колена, хитрый, как лиса, но меня не проведешь! Да и в какой-то темной истории был, говорят, замешан с вдовой из соседнего аула…
– Это когда было-то? С тех пор много воды утекло! – подавая недвусмысленные знаки чересчур болтливой сестре, Хадижа, увлекшись, подмигивала ей уже на виду у Дины.
Но Айшат не унималась:
– Ну, скажи хоть ты, Фатьма, правда это или нет?
– Помню, когда он ребенком еще был, воды доверху в таз нальет, поймает цыпленка и бросит его туда, еще рукой удерживает, чтобы бедняга не всплыл. Сколько мы его за это ругали, а он уставится, как иблис, своими дьявольскими желтыми глазами, молчит и усмехается. А его мать, лентяйка Бедоха, которую даже гром и молния не могли бы заставить поднять толстый зад с пуховой перины, тут же прибегала и начинала выгораживать своего сынка: мол, это ваши дети озорничают и на него все сваливают. Кто так детей воспитывает? Вот