…Простить себя у него не получилось. Помня, какую боль он причинил жене, дочери, зятю, внуку и малышке – всей семье, непрощением он делал себе страдания, чтоб их болью искупить свою вину… Чувство вины, не из Божественного мира. Нет Бога – нет Любви… Нет Любви – нет Бога. Темнота окутывает. Да это ещё в лихие девяностые… Всё длилось четыре года. Дед опять стал скатываться в пьянку, стал очень нервный, злой, агрессивный – к себе, но это все отражалось на окружении. Всех трясло от неразберихи в стране. Еле выживали и отбивались от «захватчиков», «крышующих», а тут такое… Коллектив понемногу стал напрягаться, провёл собрание… выставив деду жёсткие требования. Он перестал ходить на работу. На звонки телефона и в дверь просто не отвечал… Так прошло три дня. Утром кто-то упрямо звонил. Хозяин лежал на диване и бегающими глазами смотрел в потолок. Второй день он не пил, но мысли были «чернее чёрного» – не мог вспомнить, где верёвка покрепче, « оплыл сильно, надо чтоб не оборвалась, выдержала его грузное тело». Услышал, кто-то проник к нему на балкон. Сел и потянулся за пустой бутылкой, торчащей из-под дивана…
– Дед, привет! Мы звоним-звоним – зять прошёл через комнату в коридор и открыл входную дверь – Входи доча, деда крепко спал…
Со смехом, позвякиванием колокольчиков на руке и ногах, с ярким-ярким расписным рюкзачком за спиной, красных платьице, носочках и босоножках, в комнату вбежало маленькое чудо – Индира… Загорелая. Тёмные кудряшки, как пружинки, подпрыгивали на голове. Глаза обрамляли длинные ресницы, белки белые-белые, тёмно-карий, как переспевшая вишня, цвет глаз, сливался со зрачками… С размаху, налетела на деда, обняла его голые острые коленки:
– Иван! Иван! Индира приехала! Будет жить с тобой в России… Ура!
Для ребёнка, которому через три месяца исполнится четыре года, она говорила прекрасно, с мягким, чуть заметным, бархатным акцентом. Распахнутые глаза, полные счастья, смотрели на него с любовью…
– Иван рад Индире?! … – стала гладить его по щеке – Какой ты красивый.
Дед сидел небритый, заросший и лохматый, в трусах и рваных носках, с грязными, давно нестрижеными ногтями, не зная, что сказать. Потом заплакал, посадил внучку на колени и стал целовать в макушку, приговаривая.
– Иван рад Индире! Иван рад Индире! Очень рад!
– Доча, пусть деда умоется, переоденется. А мы пошли готовить праздничный завтрак.
– Завтрак! Завтрак! Праздничный, ура! – позвякивая от подпрыгивания и, хлопая в ладоши, девочка направилась в кухню. Открыла холодильник, по-женски запричитала – Боже мой, тут пусто! Папа, Иван голодный! Непорядок! – и во все глаза глядя на горку бутылок в углу, спросила – А потом будет праздничная уборка???
– Всё сделаем, доча! Не переживай! —погладил по голове. – Отец! Мы в магазин, скоро будем – услышал, приводивший себя в порядок, дед. В сердце