Но сделала вид, что совсем не жалела:
Смеялась и пела, смеялась и пела.
Никто никогда ни за что не узнает,
Как горько порой некрасивым бывает…
В мой тихий сон ты вновь пришёл,
Но я ведь не звала.
«Пойдём со мной, там хорошо!»
Я встала и пошла.
Мне было чуточку смешно
И грустно в унисон.
Я знала: умер ты давно,
И это только сон.
Проснусь – а комнаты пусты:
Ты вновь остался там.
И вместо рук твоих – кресты
Незащищённых рам.
«Пойдём со мной!» Я шла, я шла,
Но повернула вспять.
На полдороги поняла:
Ты должен подождать.
Осень стояла цветная, пригожая;
Нынче – декабрь за окном.
Думы пронзительней, мысли тревожнее,
Мысли мои об одном.
Что там, вдали, за сиреневой дымкою
Скорых декабрьских снегов?
О, неужели окажется льдинкою
Наша с тобою любовь?
Пахнут рябины дождём и туманами,
Воздух немного горчит.
Речи твои неужели обманные?
Ах, как они горячи!
Круглой, большой, золотистою рыбиной
В небе лиловом луна.
Выбери, милый, опять меня выбери —
Видишь, я снова одна.
Пусть невесомое чистое снежево
Нашей поможет судьбе.
Самые добрые, самые нежные
Мысли мои о тебе.
Неподъёмную ношу судьба мне на плечи взвалила,
Небывалая осень хлестала дождями в лицо.
Безответно и горько тебя одного я любила,
Обручальное верно носила на пальце кольцо.
Сладко пах подорожник – как лилия, только нежнее,
Но от горечи терпкой моя задыхалась душа.
Я, когда увидала тебя, мой единственный, с нею,
Поняла, что не стоит дальнейшая жизнь и гроша.
Потому что под корень обрублены белые крылья —
Без тебя, ненаглядный, уже не смогу я летать.
Мы двух деток, двух пташек с тобою на свет народили,
Неужель воронихе позволишь ты их заклевать?
Непосильная ноша согнула к земле мои плечи,
Стали бледными щёки – как снег, даже, может, бледней.
Изломал мою жизнь, истоптал ты её, искалечил
До последних до самых, до горьких полыновых дней.
Прости
Чего творю – не ведаю сама;
Люблю тебя – другого обнимаю.
Я не играю. Я схожу с ума.
Я больше ничего не понимаю.
Я не умею лгать и не хочу.
Когда ушёл ты – жизнь остановилась.
Неловкими губами я шепчу:
«За что, Господь, такая мне немилость?»
Не в силах ни забыться, ни уснуть,
Мне всё равно сейчас, что быть, что не быть.
Ты знаешь, почему под выстрел грудь
Осиротевший подставляет лебедь?
Какой огонь пылал в моей груди,
Узнаешь ли теперь – так пахнет гарью.
И я