Птица огня. Кирилл Баранов

заваленную покромсанными частями всяких разных тел) землю, а три следующих его красочно, с удовольствием и страстью топтали вражеские кони. И не только кони. В третьей пелось о матери, которая ждала сына-шварзяка с войны, но через два года капитан отряда привез ей в сундуке его отрубленную, но все же весьма героическую голову. Вся культура, все песни шварзяков знали только темы войны и смерти, воспевали насилие, наслаждались болью, собственной и вражеской, поэтизировали разрушения, упивались страданиями. Шварзяки рождались в окружении этой культуры, вырастали на ней и, умирая, передавали следующим поколениям. И эти поколения являлись в мир лишь для того, чтобы сеять поля зла, смерти, разорения, чтобы приносить боль и муки всем – вообще всем, без разбора. В мозгу шварзяка не было места созиданию, красоте и любви. Страдания и смерть – вот единственный для него источник наслаждения в этом мире.

      К полудню следующего дня (скорее, одного из следующих), когда солнце страстно распекало неспешно ползущую по морю каравеллу, на горизонте показался силуэт. Поначалу никто не обратил на него внимания, и только спустя целый час, а скорее и все два, когда силуэт этот превратился в небольшую торговую каракку, уставшие от пьянок и безделья шварзяки повскакали со своих мест. Откуда-то вытащили капитанскую подзорную трубу, стали вырывать ее друг у друга из лап, потом, конечно же, разбили и в конце концов уронили в море.

      – Вражеское судно! – завопил, округлив грудь, кто-то из шварзяков, подражая воплям старпома.

      – На абордаж! – заревела толпа. – Руби гадов!

      Капитана в который раз сняли с реи, развязали и поручили идти в атаку на проплывавшее мимо неизвестное судно. Капитан отказался – Матараджан ни с кем не воевал, поэтому и вражеским судам взяться было неоткуда. А заниматься грабежом… Капитана вернули на реи. Подгоняемые саблями старпом, штурман и оставшиеся на корабле моряки подчинились требованиям пьяной толпы под угрозой расправы и направили каравеллу наперерез каракке. Плохо управляемому, туго ворочающему парусами кораблю никогда бы не догнать мчавшегося мимо незнакомца, но ветер, как назло для того, переменился в пользу полной воинственных шварзяков каравеллы, и она, вздув волдырями паруса, понеслась по волнам с такой скоростью, что непонятно стало успеет ли вовремя остановиться.

      Шварзяки облепили борта, висели на вантах, запрудили марсы, кто-то взобрался на самый краешек грота-брам-реи, кто-то и вовсе уместился на побитом кормовом фонаре. Шварзяки вопили как стадо диких коз, матерились, угрожали, хохотали, вертели саблями так, что чудом не посносили головы друг другу, швырялись в воду пустыми кувшинами и хвастливо болтали еще не слишком пустыми.

      – Это все тоже ради пополнения припасов? – ехидно спросил Сардан выбравшегося на ют принца.

      Тот долго молчал, раздраженный воплями и нескончаемым балаганом.

      – Жизнь солдата всегда стоит у границы смерти, – сказал он и на пару секунд заткнулся снова, спешно додумывая конец фразы, – поэтому, чтобы сохранить силы и самообладание, порой нужно давать ему разгрузку, давать возможность