– Да у неё одно издевательство, а не подход! Посмотрим, как ей бы понравилось, если бы её так колотили!
– А вы попробуйте, – звонко сказала Этерина, вдруг оказавшись прямо за спинами взрослых. Мы с Алёной, растерявшись от неловкости, околачивались за ней.
Марина Станиславовна дрогнула и обернулась на нас, окатив Этери недружелюбным взглядом.
– Мы с тобой, Витальченко, потом поговорим…
– Нет, Марина Станиславовна, мы поговорим сейчас, – я слышала, как дёргался голос Этери.
Ну все. Сейчас её прорвёт.
– Мы поговорим сейчас, и вот, что я вам скажу. Да, у меня не такая техника, как у ваших сопливых девчонок. Да, я жёстко обращаюсь с лошадью – но не жёстче, чем любой выездковый спортсмен. Не жёстче, чем положено.
Ольга Николаевна, оторопев, видимо, от наглости и фамильярности, смотрела на неё исподлобья.
– Да, я ошиблась сегодня на маршруте, да, ошибка была страшная, и да, ответственность за неё полностью на мне. Но кто, как вы думаете, довёл лошадь до того, что она отказывается слушать элементарные команды? Вам напомнить, что Антон может остаться калекой на всю жизнь из-за вашего Дара?
Мы с Алёной переглянулись. Байка про Антона была второй страшилкой «Белого всадника» и гораздо более свежей: последний закреплённый за ним спортсмен однажды неловко подошёл к Дару сзади, тот испугался и лягнул его в самое лицо. Он был в очках – его несчастье – очки разбились, осколок рассёк ему кожу вокруг глаза. С тех пор Антона никто не видел, но поговаривали, что он останется со шрамом на всю жизнь и будет похож на голливудского злодея. Собственно, поэтому-то я очки на конный и не носила.
– Ты задаёшь вопросы, о которых понятия не имеешь… – вставила Марина Станиславовна.
– О чём, Марина Станиславовна, я понятия не имею? – Этерина практически кричала. Мы с Алёной стояли за её спиной как вкопанные. – О заездке лошадей я понятия не имею? Так может, это вы об этом никакого представления не имеете? Раз после случившегося с Антоном вообще подпустили к Дару ребёнка? Когда вы в последний раз сидели в седле вообще?
У директрисы отвалилась челюсть. Мы, обречённо переглянувшись, молились, чтобы Этери сейчас же заткнулась и извинилась. Мы обе не могли произнести ни слова: громкий голос Этерины сковал нас и оставил прятаться за её спиной. Мы стали единым целым, мы втроём, и сейчас, когда Этерина летела в глубокую пропасть, мы молча летели вместе с ней.
Только Ольга Николаевна сохраняла спокойствие. Она всё так же смотрела на Этери снизу вверх, засунув руки в карманы своей любимой тёмно-синей жилетки с розовым замком.
– Да я… Я двадцать пять лет в конном спорте! – вдруг взвизгнула Марина Станиславовна. – А ты что? Тебе, девочка, ещё расти и расти, чтобы со мной на равных разговаривать! С твоей техникой ты в итоге превратишься в позорище, а не в великого спортсмена!
– А вы мне не тренер,