– Ты говоришь, что госпожа Элдрис благосклонна к Магусу, – я сам это знаю. Но обычай есть обычай. Ей никуда не деться от того, что я рожден твоим сыном и, стало быть, наследник.
Я осторожно нащупывал путь, снова напомнив себе разведчика на чужой земле, только теперь мне приходилось выбирать слова, а не укромные пятна тени среди полей.
– Глупец! – Мать вскочила, нетерпеливо оттолкнув столик, с которого скатилась и разбилась склянка с краской. – Оборотень всегда уязвим. Он, если не прошел обучения, не управляет переменой облика. Кто в Кар До Проне примет тебя как владетеля, зная о твоем пороке? Однажды такое уже было. У замка был законный наследник, рожденный прежде Эраха от другого отца. Но он был наполовину оборотень по крови, и, когда эта кровь дала о себе знать, все, обитающие в этих стенах, отвергли его. А ты даже не полукровка. Пока на тебе этот проклятый пояс, он, а не ты, будет управлять твоим обликом. Вот ты человек – а вот уже зверь. Какая девица выйдет за тебя – не говоря уж о Тэйни? Тебя будут травить как зверя. И… чем дольше ты цепляешься за эту ужасную вещь, тем крепче она тебя держит. Отдай ее мне!
Она властно протянула руку.
Она верила своим словам. Но им не верил я. Я видел здесь умысел Урсиллы. Я не забыл ее взгляда и скрытного движения пальцев, когда она пыталась чарами отгородиться от торговца. Я и раньше не любил Мудрую, а за последние дни после встречи с Ибикусом мой трепет перед ней сменился чем-то похожим на отвращение.
– Ты послушна Урсилле, – медленно проговорил я.
Мать уронила руки. Кончик языка показался у нее между губами, задвигался, словно слизывая что-то неприятное. Она прищурилась и взглянула на меня вовсе без выражения:
– Делай, что я сказала!
До той минуты я не знал, что в силах противостоять ее воле. А теперь узнал, и восторг, который я испытал при пробуждении, снова коснулся меня легким облачком. Какое мне дело до их интриг? Не дождавшись ответа, госпожа Ироиза вдруг улыбнулась, сдержав прорвавшийся было гнев:
– Хорошо. – Резкая перемена тона застала меня врасплох. – Держись за свою игрушку, дитя. Ты еще поумнеешь, и молись, чтобы не слишком поздно, когда по собственной глупости лишишься всего. А теперь сгинь с моих глаз, пока не вспомнишь о своем долге и не вернешься ко мне в должном расположении духа.
Она хладнокровно вернулась на место, снова подтянула к себе столик и взяла кисть. Я для нее больше не существовал. И все же она смирилась с моей маленькой, но немыслимой до того дня победой.
Мне было о чем поразмыслить, покинув башню. А вдруг Урсилла не лжет? Вдруг торговец с некой тайной целью вложил в руки госпожи Элдрис оружие против меня? Что я мог противопоставить словам матери? Впечатление, которое произвел на меня торговец, необыкновенную легкость и уверенность, подаренную поясом, и воспоминание о мимолетной ночной свободе под луной. Мелочи, едва