У меня дрожали руки, дёргался глаз. Нечисть надо мной издевалась…
***
Я бы ушёл из дома, да некуда, приходилось терпеть происходящее. Когда я был на кухне, то слышал в комнатах детские голоса. По ночам в коридоре раздавался стук копыт. Я вычитал и заучил молитву, но повторяя её вслух перед сном, слышал из-за двери грубый раскатистый смех:
– ХА! ХА! ХА!
И я подавился словами. Меня одолело отчаяние: а вдруг против нечисти не существует никаких средств? Никакие молитвы и обряды не работают, а их придумали только для утешения, чтобы люди верили, будто есть способ справиться с бесами. Но на них нет управы!
Я варил себе овощной суп. Давно не покупал и не ел никакого мяса. Боялся, что оно зашевелится…
Стоял у плиты, помешивал свою похлёбку и вдруг услышал за спиной голос мальчишки:
– Зачем ты варишь нашего брата?
Я обернулся. За мной стояли эти мелкие двойняшки, злобно улыбались.
– Сгиньте! – крикнул я.
– Зачем ты варишь нашего брата? – теперь это спросила девочка.
Я машинально заглянул в кастрюлю и увидел, как над водой всплыли спинка и косматый затылок младенца.
Гадкие близнецы рассмеялись. Я взвыл даже не от страха, а от отчаяния. У меня больше не было сил терпеть это!
Я перестал наводить порядок в квартире и жил среди раскиданных вещей. Стоило убраться, и мне сразу устраивали погром. В отличие от бесят, чёрт мне на глаза не показывался, но я постоянно чувствовал в квартире его присутствие. Слышал его звериное дыхание, находил всюду клоки чёрной шерсти, грязные отпечатки копыт на коврах.
Моя жизнь превратилась в кошмар.
***
Мама лежала в больнице вторую неделю. Я старался навещать её каждый день, но часто заставал её спящей. Она не хотела просыпаться даже для того, чтобы увидеть меня. Мама словно сбегала от реальности в сон, чтобы не терпеть своё состояние в парализованном теле.
Но когда я в очередной раз пришёл она не спала и, кажется, ждала моего прихода.
– Вова, возьми стул, садись рядом, – мама сказала это более-менее гладко, и я обрадовался, подумав, что ей становится лучше, но потом она добавила, что собирается исповедоваться мне и попрощаться.
– Мама, ты не умираешь, всё будет хорошо! – я сжимал её здоровую руку, мне даже думать об этом не хотелось.
– Сын, ты меня послушай, мне надо тебе рассказать, – было заметно, что мама очень старалась овладеть онемевшим ртом, вкладывала усилие в каждое слово. – Я скоро умру, и ты будешь жить сам. Меня заберут сегодня ночью. Ты послушай про мои грехи, какой ценой я на земле держалась.
Я плакал, зажмурив глаза. Не хотел ничего слышать.
– Первый удар у меня был ещё в молодости, я была как ты! – рассказывала мать. – Лежала два месяца. Врачи ничего не могли сделать. Отец ко мне даже священника водил, чтобы он учил меня молиться. Я молилась