Его первая книга – замечательная, получившая огромный успех монография о германском императоре XIII века императоре Фридрихе II Штауфене – вышла в 1927 году со свастикой на обложке.
В 1933 году, после известных событий, Канторович в письменной форме задал своему университетскому начальству вопрос: неужели он, авторитетный историк, столько сделавший для становления нового германского рейха и его духа, должен уйти с дороги только потому, что в его жилах течет какая-то не такая кровь?
Начальство развело руками, но промолчало.
Потом Канторович отказался присягать лично Гитлеру. Он был готов присягать Великому Вождю Великой Нации, но не человеку с именем и фамилией – разница, однако. Он не понимал, почему этого никто не понимает.
Его уволили.
В 1938 году, после Хрустальной ночи, старые друзья его спрятали и сумели переправить в Англию. Потом он уехал в Америку, хотя слово «американизм» еще недавно было для него самым ненавистным ярлыком в те дни, когда он писал о возрождении германского духа.
В Америке, однако, в конце сороковых начался маккартизм. Канторовича в числе прочих вынуждали дать присягу (loyalty oath она называлась), что он не состоит в компартии и не симпатизирует ей. Канторович стрелял в коммунистов в 1918 году, однако присягу дать отказался. Тошно было опять клясться-божиться, что ты хороший, верный и преданный.
Его опять уволили.
Но, конечно, Америка 1950-х – это не Германия 1930-х. Он подавал апелляции, дошел до Верховного суда, и его в конце концов восстановили на работе… И – вот ирония судьбы! – им восторгались либералы, левые, хотя он всегда был сторонником правой идеи.
Но эта история о другом.
Не только о силе духа, о твердых принципах и прочее.
Эта история о том, что любой человек, несмотря на все заслуги и убеждения, может вдруг оказаться евреем в Германии и коммунистом в Америке.
Зимний путь
– Валечка, вы не сможете прийти ко мне в пятницу? – спросила Александра Павловна.
– В пятницу, в пятницу, в пятницу… Ой, нет, в пятницу не смогу, простите, пожалуйста, в пятницу я уже договорилась, а что такое, Александра Павловна?
Разговор шел по телефону. Александра Павловна позвонила своей уборщице. Обычно Валя приходила по субботам, к полудню, и к пяти справлялась со всеми делами: полы, ковры, пыль, кухня-ванная и глажка. И получала за это две тысячи рублей, но не меньше сорока евро – такой был уговор.
Валя была из дальнего Подмосковья, где у нее жили старенькие мама и папа. Каждый день ездила в Москву, полтора часа на электричке туда, полтора – обратно. Спасибо еще, что жила близко от станции, всего десять минут пешком, потому что другие, которые жили вроде бы гораздо ближе к Москве, торчали в автобусах по три часа в пробках.
Потому что работы в родном городке не было, тем более по Валиной специальности