Мы видим, как один из вертолетов снижается возле маяка. С тех пор как яхта перевернулась, прошло полтора часа.
– Они нашли его! – кричит рулевой.
В солнечных бликах на воде вырисовывается четкий силуэт человека, которого поднимают из воды. Ребекка сидит рядом со мной, обеими руками она впилась мне в плечо.
– Он должен быть живым! – бормочет она про себя.
Марианне Скууг сидит, уткнувшись лицом в колени. Она не плачет.
Спасатель из вертолета что-то держит в руках. Это человек, которого он уже привязал к себе. Теперь нам виден еще один силуэт. Их обоих поднимают в вертолет. И хотя оба они безжизненно висят в воздухе, мы знаем, что один из них жив. А второй – мертв.
Зыбь после шторма
Лишь когда скорая помощь из Арендала приходит, чтобы забрать спасенных, Марианне поднимает на меня глаза. Волосы у нее еще мокрые. В лице ни кровинки, в глазах – отчаяние, совсем как на похоронах Ани в начале лета.
– Не думала, что мы так скоро снова встретимся, – тихо говорит она мне.
Я не знаю, что ей ответить. Мне неловко. Мы с ней пережили уже слишком много страшного.
– Это твой близкий друг? – вдруг слышу я свой вопрос, хотя мне не хотелось проявлять любопытства.
Она беспомощно смотрит на меня. Ответить она не в силах.
И их увозят, закутанных в пледы, им помогают сесть в машину, словно тяжелобольным. Но они выжившие. Их должны осмотреть врачи. Потом явится полиция со своими вопросами. Ребекка стоит рядом со мной и шепчет мне на ухо:
– Надо же, чтобы это оказалась Анина мать! Чтобы ей пришлось пережить еще и такое.
Вечером снова наступает штиль. Словно ничего не случилось. Осталась только легкая зыбь. За «Бесстрашной» пришел буксир. В море полно небольших лодок. Это любопытные, уже прослышавшие о несчастье. Мы с Ребеккой сидим на террасе, я обнимаю ее – она сама этого захотела.
– Помнишь, ты рассказывал мне о доме Скууга? Тебе вдруг показалось, что это место преступления? Теперь и у нас тоже место преступления. Хотя я была здесь так счастлива! В детстве я проводила здесь каждое лето! И вот за один час я все это потеряла. Мне вдруг стало ясно, что быть взрослой не так-то просто.
Она безуспешно пытается улыбнуться.
– Почему он должен был умереть?
Я не мешаю ей говорить. Она дольше, чем я, жила в мире неведения. Дольше, чем я, наслаждалась свободой, возможностями, наличием выбора. Но то, что случилось сегодня, не было выбором. Она взволнована тем, что оказалась связанной с этой трагедией как свидетель, и, может быть, еще больше ее волнует то, что это выпало и на мою долю.
– Мы теперь всегда будем думать об этом? – с детской наивностью спрашивает она. – Снова и снова будем вспоминать, как перевернулась эта яхта? Ты каждую ночь перед сном видишь, как твою мать уносит водопад?
Я