В целом социальную структуру русского общества конца XVI – начала XVIII в. можно назвать не сословной, а чиновно-сословной. Само понятие чина крайне вариативно. В ряде случаев «чин» означало «сценарий». Так, хорошо известны «чины поставления на царство», «чины объявления наследника». С другой стороны, под «чином» подразумевали боярство, окольничество, думное дворянство, стольничество, постельничество и прочие чины, жалуемые государем лицам, служащим ему. Понятие «чина» объединяло все требования к человеку в соответствии с его местом на социальной лестнице. В целом все общество, пронизанное идеей следования «чину» в широком смысле слова состояло как бы из замкнутых отдельных ячеек, включавших в себя представителей того или иного «чина», назначавшихся на те или иные службы. У всех у них своя жизнь, судьба, права и обязанности. Формально требования к представителям любого «чина» в идеологии оформлялись как требования к человеку – носителю «чина» перед Богом. Самым главным из этих требований было не нарушать «чина». Его нарушение с точки зрения мыслителей начала XVII в. – причина всех бед в Русском государстве. Так, Авраам Палицын, рассуждая о причинах Смуты, постигшей Россию на стыке веков, главную из них видел именно в том, что «всяк же от своего чину выше начаша сходити, раби убо господине хотяще быти и неволнии к свободе перекачюще»[20].
Чиновно-сословная структуризация общества ставит вопрос о степени замкнутости социальных групп, расположенных по вертикали; о возможности представителей общества перебазироваться на более высокий уровень русского сословного «слоеного пирога»; о роли государственной политики в определении социальной мобильности.
Если рассматривать местническую эпоху, то в ее рамках необходимо выделять отдельные периоды. Каждый из них как раз и будет связан с включением в местничество новых социальных слоев.
Первый этап был связан с периодом преодоления остатков раздробленности. Он продлился до середины XVI в. и был характерен компромиссом, который сложился между центральной властью и верхушечными группировками феодалов. При этом местничество было не только обороной аристократии от самодержавия, но и обороной еще не окончательно утвердившейся центральной власти от самой аристократии[21]. Центральная власть и великие князья (как важнейший ее компонент) пытались приспособить местничество для решения собственных задач. Они создали жесткие рамки функционирования местнической системы, по своему усмотрению расширяли