В норме.
Я рад. Я представляю угрозу. Щелкая зубами, кого-нибудь прихвачу. Повергнув в смятение, вольюсь в манифестацию йогов; ее намеревался устроить прибывший за день до меня Филипп Осянин. Ему же известны и темы протестов. Направленность выражения солидарности. В общем, я, Осянин, три-четыре йога и десяток примкнувших торчков.
Осмысленная бессмысленность, бабочка-экстремистка в ведре кипятка, скудная ослепленность пассивностью милиции, некоторый дешевый опыт, выхаркиваемый кровавыми сгустками на нахоженную просеку; во мне недостаточно тайны. В альбом с филоновскими «формулами» вложена собственная акварель Сергия Радонежского, кормящего хлебом дикого медведя.
Блистательный морок. Летописный факт. От себя не уйдешь, не улетишь, но уплывешь – по реке Безумия.
Наблюдая планетный пляс, Осянин был бы в восторге, и одной девственницей стало бы меньше.
Уцелевшие инстинктивно покрылись бы гусиной кожей: поцелуй – отвращение, ущербное гавканье – философский смысл. Надо следить за пятками, крошка. Прочитав в твоем модном журнале, Иван приписал эту рекомендацию забытому сыктывкарскому мудрецу Пимену Детективу, возвращающемуся домой без денег, но со стихами. Бубня под каменным дождем: «И в городе луна – луна. И снова я без сна – без сна».
Луна исчезала.
Он тут же замечал.«В безлунную ночь по колено в снегу терзаю конец и уныло бреду» – приветствую!
Здравствуйте.
Я не вам.
Все равно здравствуйте.
– Здравствуй, Максим, – с симпатией сказал Иван Барсов.
– Уже здоровались, – проворчал Стариков. – Кивали и протягивали. На моем коричневом паласе обнаружены непросохшие следы пятидесятого размера. Не твои?
– Ты задаешь потрясающие вопросы, – уважительно протянул Барсов.
– Держите его! Держите всех. Все держите друг друга. А я пойду. – Переступив с ноги на ногу, Максим нахмурился и остался. – Подремли, подремли. Займись делом. Я мог бы говорить не вслух, но я расслышал, так расслышал! ты смотришь и я смотрю, буддийская созерцательность тормозит технологическое развитие, поможем, чем можем, внесем скромную лепту, я говорю вслух?
– Металлическим голосом. Задавая потрясающие вопросы. Не найдя выигрыш в пачке пельменей.
– Да кто находил…
– У меня находили. В «Сожалениях о широкой».
Везде всех и все. Стук лопаты об череп, перебрасывание через Тверскую теннисным мячом, душевный мальчик с колоссальным елдаком. Она шире. Тут