У меня с ним ничего не было.
Было, Люда.
Может, и было. У плохого есть свойство забываться. Кашляя в перчатку, я вытираю ее об клен. Об ясень. Что попадется. Свою позицию я знаю, твою знать не хочу, на ногах совсем не растут ногти, ну и пускай, я не расстраиваюсь, не больно и надо, ты раздвигал членом камыши, я поджидала тебя на мелководье, не огорчай меня. Ты временно в моих мечтах. Чоу Юнь Фат приглашает на танец Джоди Фостер, она благородно кивает, следует кружение в буддийской башне на фоне гор, у меня выступают слезы, великолепный изумительный фильм, мы смотрели его до часу ночи, затем ты уснул. Засни ты до окончания, я бы тебе этого не простила. А ты собирался. Пересев от меня с кровати в надувное массажное кресло: я покупала, я платила, сумасшествие все спишет, эх-х, эх-ххх, страсть потребителя, бессилие перед рекламой, ты говоришь: «Не свисти, Люда, как чайник», я порываюсь открыть тебя душу, попадая в расставленные эфирными директорами капканы, ты здесь?
Adsum.
Он здесь, господа. Затрепетав от наступающей эрекции, слетает с катушек на широкую ногу. Побудь со мной хоть пять минут, за это время я успею – тебя снедает желание, чтобы я двумя пальцами, как сигару, держала твой хрен, а после курила, курила, в конце концов стряхнув пепел себе, в себя, в затяг, в себя…
Ты меня раздражаешь, Людмила. На черном небе луна, под ней след самолета, на нем летит не Осянин; у Филиппа нет денег на небо, он не согласен. Не согласен, что презерватив не подлежит повторному использованию – я наговариваю на достойного человека. Если он заснет на двадцатиградусном морозе, ему удастся не проснуться; его не расшевелят прикосновением гантели, не привлекут затевающейся «Ракетой» новой акцией; пока Филипп не наделал глупостей его следует поймать и, накачав психотропными средствами, уложить в кровать.
В кровати, Максим, случается и больший холод: вы побеждены теми, кого я знаю – унынием и отсутствием обоюдных чувств. Но не слушайте меня. Раскрытый лжец смердит в канаве, наряд боится подойти. Да не замкнет тебя, когда ты замкнешься на себе. Ты Коля.
Какой к лешему Коля… Я Максим.
И я Максим.
Это испытание!
Пусти сознание течь. Ветер задрал плащ, сзади кто-то пристроился; непереносимое наваждение, посещающее в тяжелейшее похмелье, в период которого писал Эдгар По – он работал исключительно с бодуна, поэтому был столь мрачен и удачлив в изыскании поводов обиды на жизнь; его моральное превосходство не оспаривается, с мыса Предателей ниспадают, валясь… похоже на фаллос.
Да!
Я