Байрон спал со своей сестрой.
Мрачному Трефе постелили на ящике со снарядами. В брянском отделении Ордена Всемирной Гармонии, откуда и лесничий Семенов, и ухаживающий за когтями оборотень Федор «Самшит» Григорьев: под градом пуль они строили баррикады, читая полубезумные стихи Короля Времени Велимира Первого; из перевернутого кассетника грозно рыкал Король Ящериц, other side, another side, опускается занавес, всплакнувший енот танцует со своим хвостом за шестью перевалами на дающем крен архипелаге – в безвыходной ситуации. За кулисами транслируемого для простого народа спектакля.
– У меня, – сказал Иван Барсов, – такое ощущение, что разрыв состоялся. Противоположности в единстве, а в единстве у меня не все складывалось, и я эффективно и беззастенчиво накручивал себя в ином направлении, вычленяя утешительное ядро… внутреннее сопротивление не подавлено. На елку в Кремль направо! в будках под эскалаторами сидят невменяемые автоматчики! я больше не в состоянии держать себя в руках. – Получив из киоска бутылку «Балтики» и пакетик соленых сухариков, Барсов передал пиво Максиму. – Вот я их открыл. Сухарики… Что за сухарики? Мне бы большие сухарики. За столь невзрачные сухарики Дикий Капитан и Казахский Батыр Кобланды вышли бы за рамки приличия, ставя умеренно экзистенциальные вопросы: «Какого лешего? Зачем мы живем? Не устроить ли вам особую судьбу?». Сухарики, мифы, замороченные елдаки, отпавшая необходимость быть сдержанным – все связано с истиной. Под лунным светом творится копеечный разврат. Они губят себя, не нюхая клей, не вдыхая лак, чудесно! полностью одобряю! у искрящейся девочки прихватило сердце, ей бы выпить корвалола, но от него специфичный запах, отвратное амбре, а Веронике идти на свидание, и она идет на Гоголевский бульвар, где отдает концы в жарком поцелуе. Кавалер отталкивает ее обмягшее тело. Их не прошибает пот любовников.
– И дальше что? – немного подождав, спросил Максим Стариков.
– Постскриптума не будет, – пробормотал Барсов.
– Ага…
– Внимательней, Макс – у пешеходов тоже есть обязанности. Ты же не комик. Я не комик. Мы… мы… не комик-труппа…
– Кома-труппа, – подсказал Стариков.
– Верно, – согласился Барсов. – С горем пополам появляется образ.
Некоторая кома – благо для меня; мне хорошо и покойно, неоценимое бездействие разума, вездеход моей жизни едет уже по инерции: бензин на нуле, передачи не переключаются, я говорю об этом открыто, через три дома от меня живет антипатичный изнеженный растениевод Виталий Дурной, кормящий изо рта в рот аквариумных рыбок, ставя на первое место взаимопомощь в обмене игрушками для секса – в восторженном маразме он дает волю воображению; километровыми составами, по отдельности, во все стороны, в голове с гудками перемещаются мысли, на солнце как раз сейчас происходит вспышка, туда-сюда носящаяся лошадь пытается меня сбить, в меру похотливая Елена пила со мной вино без