Так вот, сама природа захваченного бандитами объекта привела в движение очень своеобразные и давно уже не востребовавшиеся в российском обществе настроения, эмоции, ожидания, хорошо иллюстрируемые энергично-сентиментальным звукорядом «Норд-Оста». Настроения взаимной поддержки, сострадания, сопереживания, устремленные не в себя и не в прошлое, а наружу и в будущее. Трагедия показала, что плачут в России не только богатые (и нищие), но и нормальные, и что такие – нормальные – есть, и что их очень много.
Другое дело, что – в-третьих – эти «нормальные русские» вышли из «Норд-Оста» – а потом из Беслана – с очередной тяжелейшей нравственной травмой. Травмой, порожденной не только жестокостью ичкерийских палачей, не только масштабом смертей (не будем пока гадать, чья и какая вина в этих смертях). Но и новой, особенно шокирующей демонстрацией старой социальной неоднородности нашего общества.
Потому что в условиях неожиданно грамотного, неистеричного поведения некоторых политиков (даже депутатов!), в условиях, когда у страны появилось сразу несколько новых героев (таких, как доктор Рошаль, например), особенно кургузо и оскорбительно предстали уродливые рецидивы типичного номенклатурного хамства, традиционного для нашей номенклатурной бюрократии убогого непрофессионализма, неспособности решать элементарные, очевидные задачи. Многочасовые оскорбительные очереди вокруг больниц, грубости из серии «вас много, а я одна», неспособность организовать работу с пострадавшими, дурная секретность и прочие родовые черты российско-советской бюрократии после «Норд-Оста» – и катастрофическая разбалансировка всех уровней управления кризисом в Беслане – как никогда очевидно выявили архаическую природу системы власти, ее несоответствие настроениям и возможностям страны.
Стало особенно ясным, что старая, феодально-бюрократическая, номенклатурная опричнина исчерпала свой ресурс вместе с ресурсом имперской бюрократической государственности. Эпоха «Третьего Рима» безвозвратно уходит в прошлое.
И на ее развалинах виден – хотя пока что и смутно – контур новой России. Скорее, не «Третьего Рима», собирающего и блюдущего все сопредельные народы, а «Нового Израиля», народа избранного, выполняющего особую высокую миссию.
Этот образ – всего лишь образ. Он не этноцентричен и не религиозен (новая российская нация –