Но можно предположить и другое: что только этот неудачный, раздражающий многих, несоразмерный масштабу своей деятельности «типичный представитель населения» и мог в конечном итоге обеспечить такое продвижение страны в сторону от советского тоталитаризма, которое позволяет сегодня констатировать, что новый тоталитаризм не сумел пока, извернувшись, возродиться в России под новой личиной, что пока вероятность окончательного разрыва страны с самодержавной традицией не равна нулю. Но это продвижение по самой своей сути не было и не могло стать необратимым. Оно обратимо – причем пока что в любой миг.
С первых дней своего президентства Ельцин выступал в двух общественно-политических ипостасях: лидера нации и главы всей системы исполнительной власти, но с российской спецификой. Первая роль трансформировалась в роль высшего народного заступника, обязанного представлять народные интересы и, вообще говоря, защищать эти интересы от поползновений могущественной армии чиновничества, вторая – в роль самого главного чиновника, возглавляющего упомянутую «армию».
При этом строить систему власти в России Ельцин мог, используя лишь два «кадровых резерва». Во-первых, понятный и знакомый ему лично номенклатурный слой. А во-вторых, организационно, идейно и социально разрозненный слой вырвавшихся на авансцену политики в результате первого опыта относительно свободных выборов «так называемых демократов» – людей, сильных прежде всего именно своей непринадлежностью к слою профессиональных управленцев распадающейся системы.
Вряд ли диссиденту Вацлаву Гавелу, приведшему за собой в резиденцию президента ЧССР «мальчиков в джинсах» и тем самым заложившему основу для радикальной (и в конечном счете успешной) кадровой реформы, пришло бы в голову опираться на помощь бывших работников аппарата пражского горкома компартии. Но в отличие от Ельцина Гавел никогда не был первым секретарем горкома компартии.
…Скорость перемен, неустойчивость складывающихся обстоятельств не позволяли слою политической элиты подстраиваться к требованиям дня. Парадоксально, но на каждом новом этапе каждая новая генерация политиков терпела фиаско прежде всего в том, в чем, казалось бы, состояла главная содержательная ценность этой генерации.
«Служители идеи» из первой «команды реформ» горели на мелкомасштабных карьеристских амбициях, «служаки» коржаковского призыва скатывались в примитивное личное предательство, «профи» образца 1996 года проваливались на очевидном дилетантизме. Судьба Ельцина в этих условиях оказалась судьбой трагической.
В последние месяцы (и даже годы) правления Ельцина негатив (прессы и населения) в отношении президента приобретал все более сниженный характер, ненависть перерастала в презрение, гнев сменялся насмешками. О президенте начали при жизни забывать – в качестве участников политического