Но после распада СССР пост российского президента, для которого «всенародная избранность» была не просто декларацией, но и чуть ли не единственным действенным механизмом влияния на окружающую политическую среду, к осени 1991 года скачком превратился в вершину иерархии исполнительной власти огромной и независимой России, в официальный центр управления той самой бюрократией, от которой он вроде бы должен был защищать «простых людей». Таким образом, в должности и в личности первого президента России, с одной стороны, воплотились необходимость и практическая осуществимость реформирования всей системы власти, а с другой – вновь обозначился «зародыш кристаллизации» самовластия.
Это сразу же привело к резким переменам на внутриполитическом поле. Если до августа 1991 года «многоцентрие» в руководстве РСФСР (одновременное существование там председателя Верховного Совета, премьер-министра, вице-президента, государственного секретаря и т. д. в роли младших, но равных соратников президента) не вызывало никаких тревог, то почти сразу же вслед за превращением президента России в реальное первое лицо власти между всеми возможными претендентами на соразмерную с ним политическую роль началась война на уничтожение. Причем вовсе не по причине мифического «властолюбия» Ельцина и даже не только по причине неадекватности, политической недобросовестности и интриганства его противников. Мощный внутренний архетип российского самовластия стал вновь подминать под себя страну и народ.
Демократия и выборность не тождественны. Демократия состоит не в том (или не только в том), что люди выбирают, но и в том, что они выбирают. Между российской и европейской системами власти изначально пролегала пропасть, пропасть между разными проявлениями коллективной ответственности, с одной стороны, и коллективной безответственности – с другой.
Если проанализировать характер власти кого-нибудь из наиболее одиозных римских императоров и кого-нибудь из самых бессознательных коммунистических генсеков, то выясняется удивительная вещь. А именно: провозглашенный императором Калигула (или Нерон) получал от приведших его к власти совершенно неограниченные полномочия. Его назначали неограниченным диктатором с правом составления проскрипционных списков, с правом произвольного насилия по отношению к подданным, но императорская власть все равно была такой, какой ее «выстроило» общество. Императору, упрощенно говоря, «поручали» бесчинствовать, казнить и миловать, и он в той или иной форме поручение выполнял. Было общество, и была функция, для осуществления которой общество конструировало