Зеленая магистральная туба шоссе сменяется розовато-красной трубкой проезда, а та вскоре плавно перетекает в изгибающуюся кофру проулка. Мы, наконец, останавливаемся подле узорчатых лаковых ворот, воткнутых посреди резной деревянной ограды.
На моей памяти Онже всегда селился в самых захудалых дырах, какие только можно снять на Бабловке за пятьсот-шестьсот баксов в месяц. Преимущественно, дачи обедневших деятелей советской науки либо домики ветеранов Афгана. Заброшенные хозяевами лачуги, на которые тошно смотреть в блеске окружающего великолепия. Но ЭТО???
– Да нет, ты че! – смущается Онже, глянув вслед за мной на домину, гордо вздыбленную над высоким забором. – Этот дом хозяйка за пять штукарей грина в месяц сдает. А сама живет вместе с нами вооон в той халупе. Мы на первом этаже, она на втором. Жадная как завхоз в козлином отряде: копейки лишней не упустит. Только денег поднимет, сразу новую хату на районе отстраивает под сдачу, понимаешь? Сама в говне жить готова, только бы к сокровищам своим не притронуться!
Пока мы загоняем машину за ворота и продираемся в темноте по участку, Онже сетует на хозяйку. Та неделями не вывозит канализацию, чтобы за вывоз платили одуревшие от вони жильцы, требует дополнительных плат за парковку машины на ее участке, пользование посудой и холодильником, а дома разводит такой свинарник, что при всем внешнем лоске жить приходится в изрядно гнусных условиях.
Время к утру. Накатывает усталость, и мы откладываем все разговоры назавтра. Стараясь не потревожить спящую онжину супругу, мы проникаем в жилую комнату, где Онже наощупь разбирает мне куцее прокрустово кресло, на создание которого (судя по его длине в разложенном виде), советских мебельщиков вдохновляли гравюры на тему средневековых дознаний. На этом пыточном инструменте мне придется провести еще не одну душную ночь, прежде чем я надолго потеряю сон и желание спать.
4. Пристанище
Здешняя кухня напоминает мне мою комнату в периоды затяжных осенних депрессий. На полках бардак и срач, мойка забита грязной посудой, на сломанном пластмассовом крючке висит черное от грязи зеленое полотенце. Ко всему прочему в доме едва уловимо разит выгребной ямой.
Стараясь ничего не касаться пальцами, я разгребаю завалы на полке тыльной стороной ладони в надежде отыскать банку с кофе. Забодяжив стакан растворимой бурды, сую в зубы сигарету и выбираюсь на крыльцо – для того чтобы с размаху опизденеть от увиденного. Передо мной расстилается сельская Украина в масштабе примерно один к миллиону. Слева колосится соломенной крышей беленая мазанка с ажурными окошками-кругляшками. Напротив нее выстроен скотник в том же народном стиле. В скотнике бродят цесарки и куры, а матерый длиннобородый козел