Когда возвращались домой, я поинтересовался:
– Семёныч, а что дальше будет вот с этим? – и я кивнул на мешок с кусками призрака.
Семёныч помолчал немного, а потом начал просвещать:
– Вот это невозможно убить, можно только удержать в стороне от людей, само по себе это создание восстановится через несколько дней, в мешке, в измельчённом состоянии ему потребуется, скорее всего, несколько лет, если его целиком затолкать в саван, он его порвёт и вылезет, поэтому их «шинкуют», увозят подальше и закапывают, чтобы на виду не валялись, где-нибудь в самой глухой тайге, где человек появится, может быть, только через сотню лет. И ещё я слышал, что после восстановления они могут измениться и уже не жаждут нагадить хомо сапиенс.
– А если развезти эти куски в разные стороны? – полюбопытствовал я.
– Будет ещё хуже. Генадич говорил, что при невозможности восстановиться из каждого куска может получиться по твари. Поэтому лучше уж так.
Приехав на базу, мы сначала зашли в научный отдел, передали мешок с кусками сотруднику по имени Аркаша, которого знал Семёныч. Потом зашли в оружейку, сдали свои стволы и пошли в свою комнату, так как до обеда времени ещё было достаточно и можно было попить кофейку. Я заварил себе кофе и устроился в кресле, перед собой на журнальный столик поставил вазочку с мёдом, который привёз из деревни, и начал отдыхать, периодически залезая ложечкой в мёд. Мед действительно был отличный, даже запах шёл по комнате.
Семёныч, почуяв запах мёда, подошел ко мне, грустно посмотрел на вазочку, а потом спросил:
– Сань, а у тебя ещё есть мёд? Подвоха я не почувствовал, мёд у меня был, целая банка, поэтому ответил, что мёд у меня есть.
Услышав это, медведь ускакал к холодильнику, чем-то там погремел, а потом вернулся к журнальному столику, в руках у него был гигантский бутер из двух половинок батона, с колбасой и сыром. Он снял верхнюю половину бутера, сцапал вазочку и вылил всё её вязкое содержимое на начинку бутерброда, потом накрыл его верхней половиной. Я смотрел на всё это, вытаращив глаза, такого бутерброда я не видел никогда.
– Саня, прости. Искушение слишком велико, – прогудел этот медведь и откусил такой кусок, что я испугался – сейчас подавится. Но он не подавился, продолжал с наслаждением жевать свой бутер, причём жевал так, что ни одной капельки мёда не уронил. По всей вероятности, он спросил у меня про мёд для того, чтобы не забирать последнее. Как я уже упоминал, здесь работают добрые люди и нелюди.
– Семёныч, нам скоро