С этого времени холод, хоть и жестокий, не причинял боль. То тут то там большие выступы выдавались над поверхностью. Долгое восхождение облегчалось камнями мелкой фракции и привело нас к подножию низких скал.
Чтобы пройти по ним, нужно было вырубить несколько ступенек, и это была единственная трудность, которую пришлось преодолеть на этой горе. Поднявшись к тому, что долго было для нас линией небосвода, мы увидели еще больше скал над собой. Вместо желаемого успеха мы ощущали сомнения. Однако мы пошли дальше, делая несколько коротких привалов.
Мы долго добирались до мощных трещин, которые, в конце концов, прошли. Мы почти неожиданно оказались на уровне обеих вершин и ступили на широкий гребень, расходящийся на восток и запад. Мы повернули налево, лицом к ветру, и сделали последнее усилие. Гребень не представлял трудностей. Ведомые носильщиками, мы шли по нему один за другим, руки в карманах, ледоруб под мышкой, пока не взобрались на высшую точку голых скал, окруженных снегом. Эта вершина была на конце подковообразного гребня, увенчанного тремя четко выделенными возвышениями над снежным платó, в котором даже наши непривычные глаза бесспорно различили старый кратер.
Те камни, что мы собрали и унесли с собой, были вулканического происхождения. Мы ходили или, вернее, бегали по гребню: к его пределу, переходили по двум значительным понижениям и посетили все три возвышенности. В самой дальней скальной башне мы укрылись при вполне сносной температуре. Здесь мы сели, чтобы осмотреть в деталях, насколько возможно, широкую панораму. Двое туземцев указывали на различные долины, а мы старались узнать горы. Легкие облака потянулись с западной стороны вершины, и бескрайний туман скрыл северную степь – без него вид был бы ясный. Начиная с востока, в очертаниях панорамы была центральная цепь гор между нами и Казбеком. Я никогда не видел какую-либо группу гор, которая бы так хорошо просматривалась снизу вверх, как те большие пики, что вздымались над истоками Черека и Чегема. Апеннины и Монблан выглядят незначительными в сравнении с Коштантау и ее соседями вместе с Эльбрусом. Эта группа Кавказских гор выглядит прекрасно: вершины острее, а глубину ущелий, разделяющих их, можно только предполагать. Ничего более впечатляющего в Альпах я не видел. На юге двузубая Ушба все еще соперничала своей громадой, хотя, в конце концов, оставалась под нами. Высочайшие вершины и снежники горной цепи находились между нами и Сванетией у наших ног, как на рельефной карте. Мы увидели за ними Лайлу с ее снежными гребнями, а вдали голубоватые хребты на турецкой границе между Батумом и Ахалцыхом. Переходя с места на место, мы всматривались за грани крутой скалистой вершины, высочайшей на западной стороне Эльбруса, и пытались различить Черное море. Трудно было понять, то ли серая поверхность, с которой встретился взгляд, была водой, то ли густой туман нависал над землей. Туманы, натыкаясь