– Прости, милая. – Он зажал ее маленькую озябшую руку между ладонями. – Но сколько можно оглядываться на то, кем ты когда-то была? Когда ты позволишь себе по-настоящему принять свое нынешнее бытие?
– Пожалуй, что никогда, – задумчиво произнесла она.
– Владычица жизни моей, как ты…
– Валентин, ты же все это знаешь.
Он на несколько секунд прикрыл глаза.
– Карабелла, еще раз говорю: тебя обожает вся Гора, каждый рыцарь, каждый принц, каждый лорд. Тебя любят, уважают, даже преклоняются…
– Да, Элидат. И Тунигорн, и Стазилейн, и многие другие. Те, кто действительно любит тебя, любят и меня. Но для многих других я остаюсь невесть кем, выскочкой, простолюдинкой, досадным недоразумением… наложницей…
– И кто же эти другие?
– Ты всех их знаешь.
– И все-таки кто?
Она ответила не сразу.
– Диввис. И лордики и рыцари из его окружения. И… и другие. Герцог Халанкский язвительно говорил обо мне с одной из моих фрейлин, а ведь Халанкс – твой родной город, Валентин! Принц Манганот Банглекодский. И еще, и еще… – Она повернулась к мужу, и он увидел страдание в ее темных глазах. – Или я все это вообразила себе? Или то, что я слышу как шепот за спиной, всего лишь шорох листьев? О, Валентин, порой я думаю, что они правы, что корональ не имеет права жениться на простолюдинке. Я не из их круга. И никогда в него не попаду. Мой повелитель, я причиняю тебе столько огорчений…
– Ты – моя радость, и ничего, кроме радости. Спроси Слита, каким было мое настроение в ту неделю, которую я провел в Лабиринте, и как оно изменилось после того, как ты присоединилась ко мне. Спроси Шанамира, Тунигорна… кого угодно, любого…
– Я знаю, дорогой мой. Когда я приехала, ты был невероятно мрачным и угрюмым, с неприязненным взглядом. Я с трудом узнала тебя.
– Несколько дней в твоем обществе полностью исцелили меня.
– И все же я думаю, что ты не совсем еще пришел в себя. Наверное, ты успел вобрать в себя слишком много Лабиринта и никак не можешь от него избавиться, да? А может быть, тебя тяготит пребывание в пустыне. Или в руинах.
– Нет, вряд ли.
– Что же, в таком случае?
Валентин снова всмотрелся в пейзаж, разворачивавшийся за окном летающей лодки, где становилось все зеленее, все чаще попадались купы деревьев, плоская равнина понемногу сменялась холмами. Все это должно было уже привести его в безоблачное настроение – но пока не могло. На душе у него лежало тяжкое бремя, которое он никак не мог сбросить.
– Сон, Карабелла, – сказал он, немного помолчав. – Видение, знамение, называй как хочешь, но оно не выходит у меня из головы. И кем, скажи на милость, я останусь в истории?! Короналем, который утратил свой трон и сделался жонглером, но все же вернул власть и так плохо управлял, что мир погряз в хаосе и безумии… ах, Карабелла, Карабелла, неужели так оно и есть? Неужели я стану последним из короналей, сменявших друг друга на протяжении четырнадцати тысяч лет? И вообще, останется