– Сумароков? – спросил Филипп.
– Он самый!
– Но он другое занятие имел в виду.
– Да, – согласился Завадский, – речь шла о пере. Но ведь художник и пиит творят по одним законам.
И полковник обернулся к офицерам, сказав:
– Господа, господа! Ознакомьтесь с картиной, которую создал мастер живописных портретов по имени Филипп! И постарайтесь запомнить черты того, кто управляет краем, в который мы направляемся!
Офицеры принялись внимательно рассматривать портрет генерал-губернатора.
Завершившее трапезу семейство Волковых, а вслед за ними и партикулярный Фомин встали из-за столов.
– Прощаемся, но ненадолго! – сказал Михаил Прохорович.
– В Дерпте встретимся! – добавил Василий Сергеевич.
– Если не затеряемся в незнакомом городке! – предположил корнет Киселёв.
– В Дерпте затеряться невозможно! – ответил Волков. – Там все на виду!
– До встречи, господа! – крикнул Фомин. – До весьма замечательной встречи!
Загряжский поднял руку, и офицеры дружно произнесли:
– До встречи!
Волковы и Фомин, откланявшись, удалились.
Командир полка, бегло взглянув на поданный трактирщиком перечень блюд, произнёс. – Неси ваше фирменное блюдо, любезный!
– Айн момент! – сказал трактирщик.
– Горчицы и хрена не забудь положить! – добавил полковник.
– Положим непременно!
– И варенье чтоб было! На закуску.
– Будет сделано! – ответил трактирщик и удалился.
Офицеры стали рассаживаться за столом, за которым уже сидел Иван Загряжский. Он бросил взгляд на поручика Стрешнева и сказал:
– О горчице с вареньем тоже неплохо бы вирши сложить. Очень нужны!
– Вирши о чём? – спросил Стрешнев.
– О том, что с удовольствием употребляем хрен и горчицу вместе со сладким вареньем.
– Мысль неплохая, – согласился поручик. – Будем размышлять.
– О жёсткости подумать тоже было бы неплохо, – заметил ротмистр Шальнов.
– О какой жёсткости? – спросил Загряжский.
– О той самой, что может встретить нас в Дерпте, – ответил Шальнов.
– Для того и приветствия учим, – сказал полковник. – Чтобы всех, кто живёт в Дерпте, ошеломить! Жест помните?
– Этот? – спросил корнет Киселёв, вскидывая руку.
– Он самый! – ответил Загряжский и вскинул вверх руку с поднятыми вверх тремя пальцами.
Офицеры дружно произнесли:
– О солнце, ты – живот и красота природы,
источник вечности и образ божества!
Тобой жива земля, жив воздух, живы воды,
душа времён и вещества.
Загряжский опустил руку, офицеры смолкли, а их командир, улыбнувшись, сказал:
– То-то же!
– Вот эту улыбку мы на холст и перенесём! – негромко воскликнул художник Филипп, зарисовывавший полковника.
– А перед нашими улыбками, – сказал Загряжский,