– Неужели просто взял и сбежал?.. – говорит Анна-Карин, чувствуя, как горло сжимает невидимый обруч.
Мину смотрит на нее, и Анна-Карин понимает, что именно это и произошло. Николаус сбежал.
Анна-Карин выходит в гостиную. Смотрит на стену, где висит серебряный крест.
– Я позвоню Иде, – предлагает Мину. – Пусть поищет его своим маятником.
– Нет, – говорит Анна-Карин. – Не надо. Его наверняка уже нет в городе. К тому же он не хотел, чтобы его искали.
– Ты веришь тому, что он написал? – спросила Мину. – Что он уехал ради нас?
– А ты веришь? – спрашивает Анна-Карин.
Они смотрят друг на друга.
– Да. Я ему верю.
Близятся трудные времена.
Анна-Карин смотрит на большой черный зонт, стоящий возле входной двери. Этот зонт Николаус держал над Мину и Анной-Карин прошлой осенью, вечером того дня, когда погибла Ребекка. Анна-Карин помнит, как стучал по куполу зонта дождь. Тогда она чувствовала себя под защитой Николауса.
Теперь Николауса нет. Избранницам остается рассчитывать только на себя.
От кабинета детского и подросткового психолога за километр несет канцелярией. Мы видим тебя! Мы следим за каждым твоим шагом!
Иногда Линнее кажется, что она обречена пожизненно приходить в это помещение. Она ненавидит подростков, которые жалуются на своих родителей. Они не понимают, что те, у кого есть родители, избавлены от необходимости каждую неделю являться сюда и выворачивать наизнанку душу перед чужим человеком, доказывая, что ты не наркоман и не потенциальный самоубийца. Если эти подростки проштрафятся, что им грозит? Подумаешь, выговор от мамы с папой! А Линнею за любую провинность могут лишить квартиры, единственного места, где она может быть самой собой.
Кстати, сегодня у Дианы из социальной службы было запланировано «посещение Линнеи на дому». Звучит так, будто они собираются вместе попить кофе, хотя на самом деле это очередная проверка. Но в последний момент «посещение» было отменено – Диану вызвали разбираться с кем-то по поводу некачественных продуктов.
Вот бы и Якоб отменил сегодняшнюю встречу.
Линнее так хочется поговорить с кем-нибудь про Ванессу, что она боится проболтаться. Но посвящать Якоба в свои отношения с Ванессой ей совсем не хочется, точно так же как не хочется говорить ему про Элиаса. Лучше уж в сотый раз перемалывать одно и то же: про детство, отца и смерть мамы.
Ванесса и Элиас – это ее сокровище, им она не будет ни с кем делиться, хотя владеть этим сокровищем тяжело и больно.
Тут открывается дверь и выходит Якоб:
– А, Линнея! Привет!
Он протягивает руку, Линнея пожимает ее. И вдруг на нее резко наваливается тоска, такая же сильная, как в те дни, когда боль от смерти Элиаса была совсем свежа.
Но это не ее тоска. Это тоска Якоба.
Я не должен был принимать ее сегодня. Следовало отменить встречу…
Линнея отдергивает руку, но мысли Якоба продолжают эхом отдаваться в ее голове.
Линнея идет следом за Якобом в кабинет, стараясь скрыть свое