Никита, умеющий как настоящий офицер не только побеждать, но и подписывать капитуляцию, резюмировал:
– С вашим владением матерным языком, сударыня, вы не только коня – танк на всём скаку остановить способны. А уж избы-то горящие пред вами сами развалятся, и входить необязательно.
Муромский, незаметно вытирая слезинки-смешинки воротом рубашки, грозно зыркнул на посрамленный дуэт живописцев:
– Понятно, к чему нужно стремится? Малявки. Школяры. Пачкунята, тяп-ляп мастаки. Мы рождены, чтоб сказку делать! А не пылить порожняком… Фень, хочешь, мы тебе клятву дадим? Нет, серьёзно. Типа рыцарский обет даме сердца.
– Попробуйте, – засмущалась Фенюшка.
Илья возложил блюдцеобразные длани на сгорбившихся компаньонов и забухтел в духе Левитана:
– Мы, юные неотёсанные мужланы…
Компаньоны, сжимая потными ручонками условное табельное оружие и условный пионерский галстук, вторили, усиливая эпичность момента:
– Мы, юные неотёсанные мужланы, мы, пионеры – дети рабочих, мы, отроки во Вселенной… Пермяки солёны уши, вятские – мужики хватские… Мы, орлята Ильича, птенцы Керенского, соколы Сталина, синие птицы счастья завтрашнего дня перед лицами своих наглых морд торжественно обещаем… Ни сном, ни духом, ни ухом, ни рылом не склонять несравненную нашу Фенюшку ни по матушке, ни по батюшке, ни по седьмой воде на киселе. Применять языки – будь то русский, французский, иврит, санскрит, суахили или сулугуни – только для изъявления благодарностей, комплиментов, превозношения…
Здесь в общий хор влился скрипучий голосок всеми забытой сушёной головы:
– Если же мы нарушим нашу торжественную присягу, то да не будет удачи нашим языкам. И да постигнет их участь шершавых плакатных языков! И да засунутся они в места не столь отдалённые! И да будут они без просыху слюнявить и наклеивать марки, гривны и тэнгэ! И пусть нависнут над ними папа Карло с его сапожным ножом и садовник леди Чаттерлей с секатором!
В завершение мужланы, не сговариваясь, затянули торжественный гимн:
– И тогда, в годину бедствий, мать-Мария к нам придёт и споёт нам нежно: «Лэт ит би!»
Теперь повязанным жуткой клятвой героям любое дело и подавно казалось по плечу, а беда по колено. Клятву скрепляли закатившимся под сиденье шампанским. Свою дозу получила и голова. После чего не обладающий врождённым иммунитетом к огненной воде туземный дух начал пузыриться, ухариться и распевать разухабистые каннибальские песни. Пришлось заклеить жуткий динамик скотчем, а сам чёрный ящик с угнездившимся в нём папуасским демоном накрыть платком. Голова ещё немного повозилась, устраиваясь поудобней на подвеске, как попугай в клетке, и, наконец, затихла.
– Фенюшка, знаешь, я ведь в тебя влюбился, – мечтательно произнёс Илья. – Подумаешь, невидимка. Эка невидаль! Я, может, душу твою трепетную полюбил. Короче, хошь – не хошь, муж я твой отныне. Незаконнорожденный твой муж!
– И